Газета День Литературы # 72 (2002 8)
Шрифт:
Да, ВСЁ ПУТЁМ! Что с подлодкой "Курск"? ВСЁ ПУТЁМ, она утонула. Что со станцией "Мир"? ВСЁ ПУТЁМ, она упала. Что с населением страны? ВСЁ ПУТЁМ, оно вымирает. Что с американскими войсками? ВСЁ ПУТЁМ, они уже в Средней Азии и в Закавказье. Что с Новороссийском? ВСЁ ПУТЁМ, его смыло. И так далее, и тому бесподобное.
Такая Власть терпима для своих "слуг" только до тех пор, пока сама их обслуживает, но даже при этом они всё время зыркают по сторонам в поисках стиля, в поисках смысла. Бессмыслица и бесстилие Власти означают ее бессилие. Даже символ Власти, её крепость,
Что остается в удел подобной Власти? Бросаться без разбору на всех, в ком она инстинктивно чувствует опасность для себя. А опасность для нее представляет вовсе не воровство денег любимыми "олигархами", не разрушение страны и общества — это как раз вещи для нашей нынешней Власти привычные и, можно сказать, статусные, без них она даже не представляет своего существования. Нет, гораздо большую опасность представляет для нее всякий, в ком она видит "соблазн стиля", кто исповедует и проводит в жизнь принципы и ценности, отличные принципов и ценностей этой Власти. Стили же творят Художники, сколь ни прискорбно это для Власти.
Запирая в тюремную клетку Лимонова, уничтожая книги Сорокина, пытаясь разгромить книжную лавку Союза писателей под предлогом конфискации книги Гитлера "Майн кампф",— Власть расписывается в собственном бессилии. Я не являюсь сторонником национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова и читателем ныне запрещенной "Лимонки", мне глубоко противна декларируемая игровая безнравственность Владимира Сорокина, я скорблю о своих родственниках, павших во время Великой Отечественной войны против последователей стиля художника Адольфа Гитлера. Но бессилие и бесстилие Власти не только противно и оскорбительно — оно смертельно опасно для настоящего и будущего моей страны.
Георгий СУДОВЦЕВ
Владимир Ленцов ГЕРОИЧЕСКИЕ ПОЭМЫ
ЖИЗНЬ КОРАБЛЯ. 1962
1.
...Да, мы все уже очень состарились,
И зрелые и совсем еще юные,
Для того, чтобы трезво и сочувственно
Взглянуть на дела наших близких предков.
Но я все же постараюсь.
Видели ли вы когда-нибудь
Полузатонувший корабль?
...Волны уже гуляют по палубе,
Почти совсем под водою корма,
А нос,
Нос все еще высоко поднят над водой!
Кажется, что это человек,
Человек,
Который светло и тихо заканчивает свой путь.
Корабль в последний раз оглядывается
На свою долгую жизнь.
Видит он сейчас неизмеримо больше,
Море-море, оно все такое же...
2.
...Ему было страшно неудобно в сухом доке.
Корабль только что родился.
Казалось, вот сейчас выбьют подпорки —
И он упадет.
Упадет беспомощно и жалко, на бок.
Но люди знали, что делали.
Они докрасили последние буквы в названии
И ушли.
Ушли, как сейчас, все до одного.
Но тогда корабль еще не ценил людей,
И ему было все равно, ушли они или остались.
3.
...Первый капитан оказался пьяницей.
Нет, он знал свое дело,
Но стремился всегда только к одному,
Чтобы ему не мешали пить его водку.
..Жутковатые это были плаванья,
Когда рифы и скалы
Будто бы обретали свойства могучих магнитов,
Так притягивали они к себе железный нос корабля.
И если в последний миг
Всегда удавалось вывернуться,
То лишь благодаря тому, что поблизости Возникало еще более могучее притяжение. Так и ходили они,
Постоянно рыская между Сциллой и Харибдой,
Которые тем и спасали их,
Что оспаривали одна у другой.
Матросы не любили капитана-пьяницу, Невзлюбил его и корабль.
4.
..А потом у людей было что-то не так!
Люди распевали огненные песни
И стреляли друг в друга.
Пьяница-капитан затерялся в огромном мире,
Развеялась и команда.
Оставались только двое матросов
Да не знавший иного дома боцман.
Все они обитали в каюте на корме,
Там сейчас вода.
5.
...Вот тогда-то и заявился этот мальчишка.
Ему еще не было и двадцати,
Но на поясе у него
Висело два нагана и пять бомб!