Газета "Своими Именами" №13 от 25.03.2014
Шрифт:
Поэтому естественно предположить, что в такой сложной ситуации Тимошенко мог иметь свое собственное, отличное от сталинского мнение о предотвращении провокаций. Что там выйдет из закулисной схватки глав больших государств – еще бабушка надвое сказала. Не исключено, что Сталину впрямь удастся прижать Черчилля, и столь противоестественная антигитлеровская коалиция состоится. Но если на границе кто-то еще раз проколется и даст немцам нужный им повод, может получиться ровно наоборот – появится мощнейшая «антисталинская» коалиция. И упертый Тимошенко 21 июня продолжил гнуть свою линию, которая была понятна всему нашему комсоставу: чем меньше войск у границы – тем меньше риск гибельных провокаций.
Отсюда следует, что
И если есть еще хоть какая-то возможность избежать войны или хотя бы оттянуть ее начало – ее непременно надо использовать. Поэтому Тимошенко и Жуков буквально держали нож у горла командующих армий и округов до самого утра 22 июня, не давая им распологать войска у границы.
Ну и, наконец, с их точки зрения, с тем "откатом" ничего особенного не произошло! Всё просто встало на своё законное и привычное для военачальников место. Они вернули Красную Армию к точному выполнению давно задуманного порядка ввода плана прикрытия: на боевые рубежи войска выходят из лагерей только после перехода границы противником.
Итак, к вечеру 21 июня в обоих наркоматах решили добиться от исполняющего обязанности главы Советского правительства Молотова разрешения отвести войска по всей линии границы назад, в лагеря, где они были бы готовы в любой момент выйти на позиции. Об отмене боеготовности, а тем более разоружении войск, речь ни в коем случае не шла!
Вместе с тем изложенные выше соображения объясняют, во-первых, действия только наркома обороны Тимошенко. А во-вторых, они объясняют только мотив его действий, то есть почему он хотел убрать войска от границы в лагеря. Но ведь здесь одного желания мало! Как это сделать, если есть приказ главы Правительства СССР? Послать его подальше, отдав собственный, противоположный приказ? При находящемся на посту Сталине такое не пройдет. Кроме того, сказанное выше совершенно не объясняет действий других высоких военачальников, которые отменяли боеготовность вовсе и даже разоружали свои войска. Резкое изменение поведения ряда высокопоставленных военачальников РККА утром 21 июня показывает, что возможность проигнорировать приказ Сталина, избежав при этом его карающей реакции, у них появилась. Грубо говоря, так мыши начинают шалить, когда в доме нету кота.
В своей книге воспоминаний нарком военно-морского флота Н.Г. Кузнецов сообщил, что последний раз перед войной он видел Сталина за неделю до ее начала:
«Я видел И.В. Сталина 13 или 14 июня. То была наша последняя встреча перед войной» (Кузнецов Н.Г. Накануне).
Однако это очень странно. Как мы убедились, в течение той недели по всей стране шла напряженная подготовка к отражению германского нападения. Неужто за это время, тем более в самый канун нападения, у военно-морского министра и главы правительства не нашлось общих дел для обсуждения? И действительно, записи в журнале посетителей, принятых И.В. Сталиным в его кремлевском кабинете, свидетельствуют, что Николай Герасимович почему-то сказал неправду: 21 июня адмирал Кузнецов находился в кабинете вождя с 19.05 до 20 часов 15 минут! (Исчезнувшая империя.)
Тем не менее, описывая события 21 июня, Кузнецов в числе лиц, с которыми он встречался, Сталина не назвал. Случайно ли? Может, известный флотоводец просто запамятовал? Но в столь худую память адмирала трудно поверить. Последний предвоенный день Кузнецов осветил весьма подробно, уделив основное внимание
Но если нарком рассказывает о начале войны и касается при этом кого угодно, только не Сталина – это выглядит странно и вызывает подозрение. Поэтому дальше по тексту Кузнецов исправился, вспомнив про Сталина, и вот что из этого получилось.
В 3 часа утра 22 июня немцы начали первый воздушный налет на Севастополь. Получив соответствующий доклад командующего Черноморским флотом, Кузнецов бросился к телефону сообщить тревожную новость Сталину. Абсолютно естественный шаг: министр спешит предупредить главу правительства о чрезвычайном событии – начале войны! Но поговорить со Сталиным ему не удалось:
«Сразу снимаю трубку, набираю номер кабинета И.В.Сталина. Отвечает дежурный:
— Товарища Сталина нет, и где он, мне неизвестно.
— У меня сообщение исключительной важности, которое я обязан немедленно передать лично товарищу Сталину,— пытаюсь убедить дежурного.
— Не могу ничем помочь,— спокойно отвечает он и вешает трубку» (там же).
Кузнецов пытается дозвониться Сталину по другим телефонам – и тоже безуспешно:
«Еще несколько минут не отхожу от телефона, снова по разным номерам звоню И.В. Сталину, пытаюсь добиться личного разговора с ним. Ничего не выходит. Опять звоню дежурному:
— Прошу передать товарищу Сталину, что немецкие самолеты бомбят Севастополь. Это же война!
— Доложу кому следует,— отвечает дежурный. Через несколько минут слышу звонок. В трубке звучит недовольный, какой-то раздраженный голос:
— Вы понимаете, что докладываете? — Это Г.М. Маленков.
— Понимаю и докладываю со всей ответственностью: началась война…»
Не сумев связаться со Сталиным по телефону ночью, утром 22 июня Кузнецов сам отправился в Кремль, чтобы лично доложить обстановку в связи с нападением Германии. Однако Сталина он там тоже не застал:
«Около 10 часов утра 22 июня я поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала… В Кремле все выглядело как в обычный выходной день… Немного сбавив скорость, мы въехали в Кремль. Я внимательно смотрел по сторонам — ничто не говорило о тревоге … Кругом было тихо и пустынно. «Наверное, руководство собралось где-то в другом месте,— решил я.— Но почему до сих пор официально не объявлено о войне?»