Газета "Своими Именами" №27 от 02.07.2013
Шрифт:
Телефонный звонок. Чёткий, командирский голос:
— Лилия Ивановна! Прочёл вашу статью в «Правде». Так держать! Мы решили послать вас в Японию. Возьмите, пожалуйста, паспорт и приходите.
Звонил Пётр Демидович Бараболя, тот самый, что в Великую Отечественную водил штрафников в атаки. Сам он ничем не проштрафился. Но как бывший школьный учитель оказался очень уместен среди, как он говорил, «лихих ребятишек». А на тот момент, когда я услыхала его приказ-не приказ, у него были такие звания: председатель Советского комитета «Мир океанам», генерал-майор юстиции в отставке, кандидат юридических наук, заслуженный юрист РСФСР. И мы с ним уже более трёх лет где только можно пытались в пух и прах разбивать
Тогда ещё не всё информационное поле было захвачено соросовскими-гусинскими-березовскими холуями, и мы с Петром Демидовичем то и дело выходили в радиоэфир, рубили-резали свою правду-матку. И с экрана телевизора клеймили всяческим позором плюралистов-антисоветчиков на заседаниях общественно-политического клуба «Судьба человека» при московской писательской организации.
И нам с Петром Демидовичем, и нашим единомышленникам было непонятно, почему ЦК КПСС во главе с Меченым позволяют «плюралистам» с большой дороги унижать-оплёвывать ветеранов Великой Отечественной, обгаживать нашу Победу, «развенчивать мифы» о Зое Космодемьянской, о молодогвардейцах и т.п. Мы ещё не дозрели до ясной ясности: происходит крупномасштабное предательство, верхи сдают страну доморощенным мафиозникам, уже спевшимся с хищниками «мирового правительства».
Мы верили, что не зря, не зря бушуем-воюем! Народ с нами! Вон какие письма получаем то и дело: «Спасибо, дорогие, за то, что не даёте в обиду нас, фронтовиков!» «Спасибо вам, родные, что выставляете напоказ этих злобных подонков-пятиколонников».
И в этом номере «Правды» за 28 августа 1989 года о чём я? О том, как беспощадно, внаглую пробуют журналисты-«плюралисты» замазать одной чёрной краской советскую историю. О том, «как погибельно для неокрепших душ ощущение, что сирота ты на семи ветрах, если выбита у тебя из-под ног важнейшая опора — Отечество, а вместо подкинута вонючая свалка, где ничего-то никогда не было ни доблестного, ни благородного». Какая боль! «Но сторонникам прямо оголтелого развенчивания ни та, ни другая боль, как видно, не рвёт сердце. И в расчёте, видать, уж на полные наши всеядность и негодяйство участники театрального капустника (ЦТ, 30 июля, автор передачи Г. Гуревич) нисколько не боясь ни суда народного, ни суда божьего, запросто кидают в многомиллионную аудиторию «забавненькую, аж животики надорвёшь», информушечку: мол, в наших пионерских лагерях, как правило, показывают бедным детям две картины: «Чапаева» и «Как выводить глистов».
Впрочем, нам с Петром Демидовичем присылали и весьма насмешливые письмишки: «Ну и чего вы там про какую-то жизнь по совести! Да ещё за правду бороться! Опоздали со своим романтизмом. Верхотура заодно с хапугами. Плевали они на всякую вашу детсадовскую мораль и нравственность. Ихние холуи гурвичи-гуревичи вот-вот и выпихнут вас всех на задворки. Недаром же по «Свободе» и «Голосу Америки» вовсю оплёвывается и Советская власть и советские патриоты. Как и велит ЦРУ».
— Вы полетите-поплывёте в Японию как представитель нашего Комитета за мир, разоружение и экологическую безопасность на морях и океанах, — объявил мне Пётр Демидович, вручая необходимые документы. — Там, на теплоходе, будут представители других организаций с теми же задачами. Японцам нелишне напомнить, что мы, русские, — никаких коварных планов не вынашивали и не вынашиваем.
Пётр Демидович отодвинул ящик стола, сгрёб в горсть металлические значки и ссыпал в конверт. Конверт протянул мне:
— При встречах дарите японцам. На память. Ну, желаю! Японию увидеть своими глазами полезное дело. Будет чему удивиться.
Но как ни странно это покажется кому-то, как ни дико, но не вышло у меня полноценного удивления-изумления при разглядывании
Но — по порядку.
Прилёт в Хабаровск. В гостинице тот же запах затхлых углов. Следом за мной в номер входит красивая молодая женщина, ширит глаза и бесцеремонно сообщает: «Я-то вообще привыкла жить в номере одна». Отвечаю: «Между прочим, я тоже». Капризница оказалась актрисой Натальей Гвоздиковой. «Ой! — вскричала она, глядя на свою сумку. — Что это?» «Таракан», — ответила я.
В хабаровских магазинах та же, что и в московских, унылая скудость. Даже в рыбном отделе какие-то скрюченные, мутноглазые рыбёшки. Мне, помнившей праздничное изобилие на этих же прилавках могучих, тяжёлых рыбин, навала разлапистых крабов, эмалированных ёмкостей, наполненных красной блескучей икрой, странна и обидна такая вопиющая нищета.
Грязно, заплёвано в хабаровском, а далее и во владивостокском вокзалах. Ну прямо какая-то вопиющая, разливанная бесхозяйственность и расшатанность вроде самых элементарных устоев бытия.
Хотя, как потом окажется, в потайных закромах нашей великой державы ушлые приверженцы хитрованной теорийки про всякий плюрализм уже по-крысиному выгрызают сладкие куски. Уже вострят ножи, чтоб под покровительством чинуш-хапуг резать-кромсать по живому всякие связи-взаимосвязи народов России.
«Плюрализм» сломал ворота, не позволявшие запросто проникать во Владивосток, закрытый город, тем же кочующим цыганам, лихим разбойникам и оттуда, и отсюда. Владивостокские аборигены спешно набивали на окна-двери железные «демократические» решётки.
Под вопли цыганок: «Эй, куда ты! Дай, погадаю!» - мы, представители «народной дипломатии», вышли на пристань. Ветер гнал нам под ноги бумажные обрывки, яичную скорлупу, скомканные билеты каких-то проигранных лотерей.
И - о чудо!
– волшебное видение! Перед нами, как белоснежный айсберг, высокий, величавый теплоход. С подарочным названием по борту — «Михаил Шолохов».
И как же прекрасен был миг, когда он, переполненный пассажирами и вроде не способный сдвинуться с места, отвалил от пристани и, набирая скорость, принялся уверенно, неудержимо резать носом текучий, блескучий морской изумруд.
Оставляю многие и многие подробности в сторонке. Но первое, что поразило внутри парохода, — ресторан. Эти нарядные, в белоснежных скатертях, столы. И вкуснейшие запахи добротной пищи. И тёплые, душистые ломти ноздреватого хлеба, который, оказывается, выпекался здешними умельцами.
Доконал ужин. Вдруг погас свет. И, озаряя мрак оранжево-фиолетовым сиянием, от входной двери к нам, сидящим за столиками, поплыли пышные торты, политые горящим ромом. Такое вот элитарное сновидение с недоумением в придачу: неужели всё это происходит в стране, где народишко вынужден набегаться всласть, чтоб набрать в сумку хоть какой-то пищи. Где «избранным» по особому талону выдаётся одно, а всем прочим, «смердам», — абы что.
Конечно, я уже засекла, сколь много плывёт на пароходе плотных, в хорошей мужской поре, явно начальствующих. И одежда на них соответствующая — немнущиеся костюмы, шёлковые рубашки, сверкающие новизной полуботинки. У представителей «кавказской национальности» — яркие, многоцветные носки и такие же «тропические» галстуки.
…Первый японский порт. Мы сидим в салоне, ожидая японских представителей. К нашему столику подводят двоих мужчин и женщину. Через переводчика расспрашиваю миловидную японочку, кто она и прочее. Говорит, что работает в прачечной. Интересуюсь, есть ли у неё дети. «Есть». Есть ли квартира… «Есть». А машина «тойота»? «Нет», — отвечает. Сочувствую на основе «книжных» знаний. Но она продолжает с лёгкой гримаской обиды: «Зачем «тойота»? У меня «мерседес». Но за мир во всём мире она готова бороться. И очень рада, что русские участвуют в этой борьбе.