Газета "Своими Именами" №31 от 31.07.2012

Газета Своими Именами (запрещенная Дуэль)

Другой специалист, Юра Эльперин, впоследствии стал признанным литературоведом уже в Германской Демократической Республике. Правительство ГДР предоставило ему квартиру в Берлине, где он преподавал в университете.

Немецкий диалект этих офицеров был настолько аристократичен, что пленные считали их подданными рейха, перебежавшими к коммунистам. Вечерами за ужином в Брусчатом ребята со смехом рассказывали забавные истории из их отношений с пленными на допросах. Надо иметь в виду, что к этому времени уже три года как закончилась война, и между пленными и офицерами оперативного отдела отношения сложились если не сказать доверительные, то во всяком случае достаточно откровенные.

Лагеря уже расформировывали. А действующая при Красногорском лагере школа антифашистов направила

в ГДР первый выпуск кадров для работы в республике.

Между прочим, среди этих выпускников оказался и человек, который стал одним из первых бургомистров в Западном Берлине. Под его авторством вышла книга о пребывании в Красногорском лагере, в которой он интересно рассказывал о том времени. Мне эта книжка попалась однажды в санаторной библиотеке, и я получил редкую возможность сверить свои впечатления о тех днях с еще одним очевидцем. Они полностью совпали.

Я рассказываю об этом потому, что сама обстановка в конце сороковых в Красногорском базовом лагере при управлении по делам военнопленных МВД СССР была лишена малейшего налета напряженности между людьми. И когда моему брату Володе поручили разработку пленного немца, который по ориентировке был участником расстрела пленных поляков в Катынском лесу, это поручение ничем не отличалось от прочих оперативных заданий. И даже командировка в Смоленск с этим пленным была куда легче, чем поездки брата по сожженным и разграбленным белорусским селам, где заплаканные женщины и дети разглядывали привезенные братом фотоснимки душегубов и узнавали в них палачей своих близких.

Рассказы Володи о показаниях немца по расстрелу поляков в Катыни и те обоснования, которые он приводил при этом, психологически были тогда убедительны и понятны. Я очень хорошо помню, как брат обсуждал их с товарищами во время вечерних посиделок. Все, о чем они говорили, выглядело абсолютно открытым и лишенным всякой двусмысленности. И впиталось в мою юношескую память со всей непредвзятостью.

Впрочем, я уже подробно рассказал об этом в прошлый раз, как и о том, что был обескуражен уже в наше время, когда история Катынского леса повернулась неожиданно другой стороной. Ведь все факты, установленные тогда нашими ребятами из оперативного отдела лагеря, выглядели не только выверенными с официальной точки зрения, но и естественными на фоне диких преступлений, совершенных немцами, о которых я слышал ежедневно от усталых офицеров по тем душным вечерам знойного лета. Да и, кроме того, все, кто пережил войну и был современником Нюрнбергского процесса, хорошо знали, что из пропагандистского дупла Геббельса вылетали только "утки" и ни одной достоверной информации. Собственно, сам Геббельс никогда и не скрывал, что эффект его пропаганды зависел от удачливой напористости хорошо препарированного голого вранья. И удивительно, как поляки, народ, приговоренный гитлеровцами к собственному холокосту, вдруг приняли очередную геббельсовскую "утку" "открытия тайны Катынского леса" за чистую монету.

После войны в Польше ненависть к немцам, истребившим в лагерях смерти сотни тысяч польских граждан, поставивших на поток доставку в Равенсбрюк польских женщин как подопытный медицинский материал для бесчеловечных опытов на живых людях, достигла фанатизма.

Хорошо помню, как в Красногорский лагерь привезли проституток из военных борделей, обслуживающих фашистских офицеров. Их привозили автобусами. Автобус мадьярок, потом румынок. Привезли как-то раз и польских женщин. Долго их в Красногорске не держали, два-три дня, пока проводились ставки опознания военных преступников. Потом женщин отправляли домой в Европу. Так вот именно польки до истерики проклинали гитлеровских живодеров, рассказывая на допросах душераздирающие подробности зверств оккупантов на польской земле. Бесчувственных к человеческим страданиям. Превративших ритуальные обряды в человеческие жертвоприношения, убежденных в своем превосходстве над поляками и потому присвоивших себе полное и беспощадное право измываться над беззащитными людьми.

Сейчас, когда события в Катыни опять заполнили политическую жизнь, я часто размышляю о том, как же коротка человеческая память. Какая же вековая злоба должна была накопиться у польского

панства к России, если она пересилила ненависть к немецкому фашизму сороковых годов, когда Розенберг приговорил к онемечиванию всего лишь ничтожную толику поляков, остальную часть польского народа полагалось утилизировать на фабриках смерти. И если бы не Победа Советского Союза, это неминуемо произошло. Ведь что-что, а гитлеровская идеология была несгибаема.

Вот еще один пример тех дней. По одну сторону небольшого озерца в Красногорске располагался санитарный блок лагеря. И вот однажды пленные немцы устроили подкоп под этим блоком и рядами колючей проволоки. И попытались совершить побег. Это случилось, когда в лагерь доставили важную птицу из близких к Гитлеру членов абвера, чей статус был приравнен к Отто Скорцени. Такой же сухопарый, с таким же гейдельбергским шрамом через лицо, он по прибытии в лагерь с первых дней парализовал всех пленных. И подчинил их цели побега. Привычная сила страха перед ним у пленных была настолько внушительна, что информаторы замолчали. Несколько дней по его требованию пленные переносили в санитарный блок орудия земельного труда и прятали их под пол. И темной августовской ночью побег все-таки состоялся... Хотя это выглядело чистым безумием бежать через два года после поражения Германии из центра России, да еще и в немецких военных мундирах, в которых щеголяли пленные... Арийский фанатизм, порожденный верой в дело Гитлера! Закончилась эта авантюра печально. Сам гитлеровский любимец получил инфаркт в воде холодного проточного озера. Его тело прибило на следующий день к шлюзу плотины. Остальные вместо долгожданной отправки домой к своим Гретхен были высланы в сибирские строительные лагеря, о которых в блоках по вечерам пленные рассказывали друг другу с ужасом в глазах...

Несколько лет назад я прошелся на лыжах в сторону этого озера и был поражен, когда с пригорка увидел, что в бывшем санитарном блоке лагеря военнопленных, построенного со специальной целью в годы войны, из труб струится дымок, а вокруг играют дети. В блоке военнопленных до сих пор жили потомки победителей, ну а как живут потомки побежденных, я еще раньше удостоверился во время служебных командировок в Германию. Однако вернемся к делам 1948 года.

На берегу этого озера, поросшего соснами и мягкой мшистой травой, напротив злополучного санитарного блока лагеря, после работы офицеры купались, смывая усталость и дневные заботы. Нежась в лучах вечернего солнца, они продолжали говорить о повседневных делах. Одним из таких дел и было завершение расследования расстрела поляков в Катынском лесу немцами. Пленный подробно описал все события трагического действия. И оперативный отдел лагеря по заданию полковника Нефедова, начальника отдела, готовил для управления отчетные документы.

Сейчас дела этих замечательных ребят, которых, к горькому сожалению, уже нет на свете, объявлены сплошной фальсификацией. Могу себе представить, какая бы поднялась буря возмущения и негодования, если бы они могли узнать про унизительную оценку их деятельности в современной России спустя шестьдесят три года. Ведь они бескорыстно и честно служили Отечеству, ради него не жалели здоровья и сил! И тут я уж готов свидетельствовать перед самим Всевышним! Во всяком случае никто не требовал от моего брата создавать фальшивые документы работы с пленным немцем. Если бы такое происходило, я бы наверняка об этом знал. Сейчас трудно понять послевоенное время - его отличал особый дух открытости, особенно в первые годы после Победы. Сегодня мы лишены откровенности и совестливости.

Но если о фальсификациях наших ребят, среди которых и мой родной брат, говорит сам президент, значит мы, как бы это мягче выразиться, должны отнестись к его заявлению со всей, что ли, ответственностью. Я и постарался это сделать. Но вот ведь какая штука: события, развернувшиеся сейчас вокруг Катыни, удивительным образом подтверждают, что вроде бы все-таки правы были мой брат Володя Котляр, Костя Горфан, Коля Киряков, Сенька Бердовский, Слава Неверов, Вася Макиенко, Юра Эльперин - все те замечательные офицеры, прошедшие фронт, кто талантливо провел оперативную разработку расстрела немцами пленных поляков в Катынском лесу в те годы.