Газета Завтра 219 (58 1998)
Шрифт:
про авторут,
Живя в дворнягах
и не веря сроду,
Что где-то там
медали раздают
Не за геройство —
Просто за породу!
Таких собак
не выпустят к шоссе,
Ну а дворняги -
Что в них за пропажа!
И два пятна
горят на колесе,
Как две звезды
на кромке фюзеляжа.
Ты не виновен,
слышишь, скорый век!
Я знаю путь
к причине и итогу:
Запомни, зверь,
Не любит человек
Тех, кто ему
Перебежал дорогу!
КОМУ ТЫ НУЖЕН?
Я как будто
занедужил,
Слышу шепот за спиной:
“Ну скажи,
кому
Кроме матери
родной!
Кто поймет
и не осудит,
Лист почтовый теребя,
Кто печаль мою
остудит
И поплачет за тебя?..”
Ну а если
нет спасенья -
Мир -
как жуткое кино:
Под кладбищенской
сиренью
Твоя матушка давно,
Если дом твой
перевьюжен,
Если окна
без огней.
Ты скажи,
кому ты нужен,
Кроме Родины
своей?
…Кто-то в гору,
кто-то — в нору.
И жена,
махнув с крыльца,
Сыщет новую опору,
Сменит пробу
у кольца,
Но на дальнем перегоне
Будут память
согревать
Две горячие ладони —
Это Родина
и мать.
Нет, не зря
опять и снова,
Будто вены на руке,
Два заветных
этих слова
Рядом
в русском языке.
Пусть сияют,
завлекая,
Чужедальние
края -
Там,
где матушка родная,
Там
и Родина твоя!
Роберт КЕПКА ВОЖДЯ ( РАССКАЗ НЕКУРЯЩЕГО )
В ДРЕВНЕМ РИМЕ — обществе рабов и рабовладельцев, отстоящем от нас на расстоянии полутора тысяч лет, был один замечательный обычай: человек, которому грозила опасность, мог искать защиты у статуи императора. Здесь он был неприкосновенен, и хотя бы он пробыл у статуи неделю или больше, никто не мог чем-либо повредить ему.
Такие мысли почему-то посетили меня, когда глухим зимним вечером я возвращался из института домой и проходил мимо памятника Ленину. Кто мало знаком с нашим городом, я должен сказать, что неподалеку от памятника находится ресторан, и как раз, когда я поравнялся с памятником, из ресторана вывалилась пьяная компания и, перемахнув через барьер, отделявший тротуар от проезжей части, направилась ко мне. Тревожное предчувствие охватило меня, я ускорил шаг.
— Стой! — крикнули мне вдогонку, но поскольку я стоять был не намерен, меня грубо схватили за плечо.
— Дай закурить, — потребовал пьяный, толстомордый, с противными усами парень. Я уже отмечал как-то в своих произведениях, что мне всегда казалось смешным, когда преступники перед тем, как грабить или избивать, просят у своей жертвы закурить. Однако в этот миг мне было не до смеха, и так как я не курю, я сказал это, сбросил руку со своего плеча и пошел дальше.
— Ах, он не курит, — сказали сзади и удар по голове чуть не свалил меня с ног. Я кинулся бежать, но не тут-то было, меня схватили и стали бить — по голове, по спине, пинать. Закричав от боли, стыда и ужаса — зачем же, почему эти чужие люди так злобно, зверски бьют меня? — я вырвался от них и побежал куда глаза глядят. А перед глазами неожиданно оказался памятник Ленину. Я взбежал на постамент, хулиганы ринулись за мной. Уж не знаю почему, но здесь они меня бить не стали: то ли постеснялись, то ли еще что, но в общем они потащили меня вниз, чтобы там продолжить
Вдруг надо мной мелькнуло что-то темное, кто-то заорал, раздался глухой, тяжкий удар о мрамор, и по плите постамента разошлась паутина трещин. В тот же миг один из моих мучителей упал с разбитой головой, и кровь, хлынувшая из пробитого виска, застывала на матовой поверхности постамента. А темный предмет, расколовший плиту, отскочил от нее и треснул в лоб второго хулигана. Тот, не охнув, повалился навзничь. С безумными воплями все метнулись удирать в разные стороны, но темный предмет, прыгая по площади, как мяч, догнал одного из них и тюкнул его в затылок, четвертого шмякнул в поясницу, и он растянулся, корчась и визжа. Пятый убежал весьма далеко, но предмет настиг и его.
Вглядываясь, я с изумлением увидел, что этот темный предмет по форме напоминает кепку. Осененный догадкой, я поднял робеющий взгляд. Ленин стоял, как обычно, слегка наклонив голову, и с мудрым прищуром смотрел на происходящее. Кепки в его правой руке не было.
Схватив свой портфель, я пустился прочь с места побоища, но тут на площадь въехало сразу три желто-голубых “газика”, из них повыпрыгивали люди в милицейской форме… Даю вам слово — я бы убежал, бегаю я неплохо, тем более, что теперь-то я не был оглушен по голове, но когда вслед за мной спустили овчарку, я остановился и замер, как столб.
Вы, конечно, можете сказать, что все это — чушь, вздор, что скорее всего не те пятеро, а я вышел из ресторана пьяным. Но, во-первых, с какой стати мне врать; во-вторых, в ресторан в валенках, с портфелем, набитым учебниками и тетрадями с записями лекций, не пускают; и в-третьих, многие люди скажут вам обо мне как о человеке психически здоровом, не пьющем и давно изжившем в себе хулиганские побуждения.
Но тем не менее, я сейчас нахожусь под следствием, мне ставят в вину превышение мер самообороны, нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смертельный исход и нанесение ущерба памятнику. И следователь — пожилой, но физически крепкий лейтенант обещает мне, что выбьет из меня дурь и заставит признаваться, чем я убил пятерых несчастных пьянчуг.
Роберт МАЛЕНЬКИЙ ЗЕЛЕНЫЙ КРОКОДИЛ ( ЕГИПЕТСКАЯ ЛЕГЕНДА )
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ДАВНО, когда Осирис являлся на землю в образе человека, Нил разливался, как океан, а люди были могучи, как львы, и слабы, подобно былинке у подножия пирамид. Тогда еще само время было молодо.
Египтом правил могущественный Фараон — Солнце правителей, Владыка сияния, сын Ра, внук Пта, царь Верхнего и Нижнего Египта. Поистине не было ему равных в подлунном мире. Никто не решался противостоять могущественнейшему из Владык — ни держава хеттов, ни грозное Митанни, ни Вавилон. Не было врага ни в Нубии, ни в Сирии. Дом оружия был заперт, луки, палицы, боевые топоры и пращи мирно лежали в его кладовых. Воины могли беззаботно вытянуться на своих спинах, есть досыта и пить вволю: жены и дети были при них. Вельможи покоренных стран гнули спины рабами в амбарах Фараона. В столицу страны стекались несметные богатства: ароматы и ценное дерево из сказочной страны Пунт, серебро, медь, драгоценные камни. Золото было в Египте, что пыль.