Газета Завтра 277 (12 1999)
Шрифт:
— Надежный контингент.
Следующая дверь — в склад готовой продукции. Мешки складируются на металлических сетчатых стеллажах, в недосягаемости от мышей. Вдобавок к человеческому коллективу здесь содержат двух кошек. Это и профессиональная традиция мельников, и простая житейская расчетливость. Чем химикатами с мышами бороться, лучше маленького хищника кормить.
Мы вышли на улицу. Блеск мартовского снега до слез резал глаза. Даже на взгорках еще не было ни одной проталины. Поля, плотно упакованные поздними снегами, еще представляли из себя мертвые пустыни. Но они, сделавшиеся от долгой невостребованности целинными, нынче уже обречены родить пшеницу. Хозяин здешней мельницы заключил договор с местной
Александр Астафьев ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА!
Мы как-то в одночасье “реформ” все стали инвалидами, уродами, неполноценными — в сравнении с горсткой неимоверно разбогатевших. Во времена общественного благополучия так же себя чувствовали относительно немногие люди с физическими недостатками. Вот уж, кажется, кому теперь гибель. Но приглядишься, поймешь, что у безруких, хромых, увечных есть большое преимущество перед нами, “полноценными”, — опыт.
Опыт борьбы с обстоятельствами, опыт обретения духовной крепости и светлого, смелого взгляда на жизнь, какая бы она ни была.
— Инна Аркадьевна, когда вас последний раз называли уродкой?
— Ой, очень давно! В полуторагодовалом возрасте я заболела полиомиелитом и утратила способность передвигаться самостоятельно, без чьей-либо помощи. И вот пришла пора поступать в первый класс. Школа благо во дворе. Но директриса уперлась: “Не нужна нам ваша уродка!” Моя мама вступила в борьбу. Все пороги слезами облила, дошла до министра просвещения. Министр оказался человеком добрым: “Что это вы здесь плачете? Больную дочку в школу не берут? И это в нашей, советской, стране!” — тут же начертал резолюцию: “Принять немедленно!” Бумажку эту, решившую мою судьбу, храню до сих пор. Впрочем, бумажка бумажкой, но для того, чтобы хоть как-то одолеть болезнь и почувствовать, что я тоже человек и что-то могу, я перенесла кучу операций.
— Куча — это сколько?
— Порядка 13— 14-ти. Точнее не скажу. Причем 11 операций мне сделали, когда я училась в 9-10 классах. Тем и запомнилась мне та романтическая пора, что меня все время резали и резали. И при этом еще сумела получить аттестат! И пошла (на костылях) поступать в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. На дневное отделение меня все-таки не приняли — по состоянию здоровья. Со скрипом, но зачислили на вечернее. Приезжала я на занятия три раза в неделю. На такси. Мой папа — кадровый военный — оплачивал дорогу туда и обратно. Тогда это было недорого.
— Дороже, наверно, стоило чувство ущемленности, неполноценности...
— Нет. Я росла без комплексов и зажимов. Более того, в школе старшеклассники носили меня на руках. Буквально. Ну кто еще может этим похвалиться? А в институте прыгала на костылях через ступеньки. Вприпрыжку жила! Однажды гардеробщица мне говорит: “Ничего не могу понять! Здоровые девки ходят так, как будто убиты горем, словно повязаны навек каким-то несчастьем. А вы в таком положении — и все улыбаетесь... Такая счастливая... Всегда радостная...” А радуюсь я всегда потому, что жизнь — интересная штука. Даже сейчас. Пришла я на днях в райсобес, разговорилась со знакомой женщиной — инспектором отдела. Она спрашивает: “Как у вас дела? Где были? Что видели?” И я начинаю рассказывать: “В Америку съездила. Были там-то, там-то и там-то... Она сидит, слушает завороженно, а потом говорит: “Как же я вам завидую! А я — приду с работы, попью чайку... и спать. Скука!” Человек здоровый завидует больному, еле приползшему к нему... Смешно!
— Ничего смешного! Такой оптимистке, как вы, любой позавидует. У оптимисток, наверное, и личных драм
— Ну-ну. Мне пришлось пережить целую лавину. Папа погиб в автокатастрофе, муж ушел к другой — и на фоне этих драм всякие разные несчастья и неудачи...
— Расскажите, пожалуйста, о вашем замужестве, если это не секрет.
— Это не секрет. Познакомилась я с будущим супругом на улице. Звучит банально, но на самом деле — оригинально. Я ехала на “москвиче”, который папа купил для меня, а навстречу — грузовик. Шофер вдруг высунулся из окна, кричит: “Девушка, вашей маме зять не нужен?” “Не нужен”, — отвечаю ему максимально гордо. “А бензин вашей машине?” “Нужен”. Тогда многие шоферы казенный бензин продавали налево. Остановились. Разговорились. Он меня пригласил в кафе. И... сделал предложение. “Ты же видишь, что я — инвалид, на костылях. Зачем тебе такая жена?” “Да ты красивее всех, кто на своих ногах ходит...” Он и потом часто повторял, что инвалидом меня не считает. Поженились. Родился сын Алеша... Кстати, мой бывший муж живет по соседству, через два дома, и иногда заглядывает на чашку чая...
— И вас никто не ревнует?
— Тонкий намек. К вашему сведению, я никогда не испытывала недостатка в поклонниках, или... как их назвать...
— Но пока не встретили свой идеал? Может, у вас завышенные требования?
— Вот уж нет! Мой идеал — просто мужчина. То есть человек, на которого можно положиться, который поддержит в трудную минуту, подставит свое плечо.
— Завышенные требования по нашим временам.. И, тем не менее, вы и в одиночку добились того, что достойно восхищения. Вам, должно быть, везет?
— Где везет, где сама везу. После института все складывалось очень тяжело. Да, специалистка, и неплохая (училась — не ленилась), а никуда не берут. С огромнейшим трудом удалось, наконец, пристроиться переводчицей во Всесоюзный центр переводов. А в 1988 году вызвали меня в собес: “У нас организуется общество инвалидов. Нужны руководители — молодые, энергичные. Не хотите?” Почему не хочу? Вошла в правление Общества инвалидов Октябрьского района. И жизнь закрутилась, как кадры в кино. Вечера, экскурсии, поездки, встречи... Сегодня я — председатель гагаринского муниципального отделения Всероссийского общества инвалидов. Многократно представляла его интересы за рубежом, на международных форумах.
— И возглавляете фирму “РЕИН”. Кстати, что за загадочное название?
— “Реабилитация инвалидов” — вот и вся загадка. Пошивочный кооператив.
— А хобби у вас есть?
— Занимаюсь спортом. Я — участница всевозможных ралли, член Московского автомобильного клуба инвалидов.
— Гм... Значит, вы и тут — профессионал. А я-то думаю, как вам не страшно гонять по нынешним дорогам, где властвуют амбалы...
— Еще как страшно! Пугала — они для всех пугала. Я вот недавно задела у “ауди” задний подфарник. Отвлеклась на дороге, размечталась о чем-то. Вылезает огромный парень, смотрит на образовавшийся скол, потом на меня: “В-вылазь, т-тетка, п-п-пог-говорим”. — “Н-не могу... Я б-без ног”. У него заикание от рождения, у меня — от испуга. Заикаюсь, ничего не могу с собой сделать, а сама еще больше от этого дрожу: еще решит, что передразниваю... Он достает сотовый телефон: “Па-ацаны, п-приезжайте, н-надо разоб-браться. Д-да. Жен-нщина за-а рулем. И-ин-нвалидка. В-вылезти с-с-сама н-не может”. Я: “Н-не надо. З-заплачу”. Он: “Д-давай д-две тыс-сячи”. Я: “Т-только тысяча. Б-больше нет”. Он: “Л-ладно”. Я дала, он взял. “Х-хорошо бы расписку”. “Об ч-чем б-базар? Если я в-взял, з-значит, мы в расчете...” Я: “С-спасибо”. П-поговорили.