Газета Завтра 29 (1026 2013)
Шрифт:
Экономическая амнистия, думаю, не зря - именно сейчас, когда борьба с коррупцией не на шутку разгоралась на подмостках политического театра России. Где и актёры (у которых все эмоции - понарошку, все реплики - прописанные и назубок выученные), режиссёры, сценаристы, зрители и клакеры. Как-то одновременно у нас эти два волнующих явления, этакий встречный пал. Когда бушующее негодование власти коррупцией и её размахом, когда все силовые ведомства с самыми серьёзными выражениями лиц огнём и мечом посулили выжигать такие родимые пятна тоталитарного прошлого, как нечестность и мздоимство, зажгли
Вот почему только сейчас закопошились с вором, министром-деньги уводистом Алексеем Кузнецовым, который обанкротил Московскую область под носом у губернатора, боевого генерала, отозвавшего свою подпись, поставленную в своё время под "Словом к народу"? Только факты: "К уже имеющимся двум уголовным делам, о мошенничестве с 4 миллиардами рублей государственных денег, добавилось новое - о хищении еще 27 миллиардов рублей. Эта сумма была похищена в результате многолетних системных афер с участием министра финансов Алексея Кузнецова, его жены, гражданки США и президента фирмы "РИГрупп" Жанны Буллок (Janna Bullock), их подчиненных и глав администраций муниципальных образований региона".
При попустительстве генерала чета воров ещё и сыграла в Архангельском свадьбу американской дочки с размахом - на 5 миллионов долларов. Воровская сходка, это свадебное торжество с приглашением вип-персон, если вещи своими именами называть.
Никаких слов у генерала на сегодня к народу нет. Вернее, есть одно слово. Так у нас и самих к властям - именно оно, заветное.
Да и что в такой ситуации сказать? Были времена, когда офицеры кровью омывали своё бесчестие. А сейчас времена, когда генералы и сердюковы омывают своё бесчестие водами Лазурного берега. Или Молочного переулка.
"Всех воров - на кол!" Чем не национальная идея?
Первый план
Борис Лизнёв
18 июля 2013 0
В конце пятидесятых к нам в Москву часто приезжали односельчане и родственники из деревни, останавливались на день, на два, отправлялись на рынок и за товарами. Иногда гостей набиралось пять, а то и десять человек. Тем не менее, в нашей двухкомнатной хрущёвке места хватало. В путь отправлялись исключительно женщины, мужики "по Москвам" не ездили.
Мне было лет пять, когда крёстная приехала с очередной партией односельчан. На тот момент ситуация в семье была не простая. Мать лежала в больнице, отец весь день на работе, сёстры в школе. Решено было на время отправить меня к бабушке в деревню. Немного поупиравшись, я отправился с крёстной в обратный путь.
Вещи и мешки с товаром поехали на грузовой машине, а мы отправились на вокзал на метро. К тому времени я уже несколько раз бывал под землёй, но станция, на которой мы вышли, меня потрясла. Это была Комсомольская кольцевая, она показалась мне дворцов. Светильники,
И вот мы подошли к Казанскому вокзалу, навстречу нам льётся море спешащих людей, слышан какой-то вечный гул. В первом же зале огромная фреска - фигура былинного русского воина с поднятым копьём и мечом, в шлеме и в латах. Верхней частью фреска упиралась в купол.
Зал ожидания, наверное, и сейчас может показаться одним из самых грандиозных помещений в Москве. А тогда мне вообще почудилось, что ему нет конца и до потолка можно лететь чуть ли не на самолёте. Меня посадили на диванчик, вещи доставили на платформу поближе к поезду.
До отбытия было ещё очень много времени - деревенские не любили опаздывать, приезжали на вокзал часа за три, за четыре. С нами была и соседка крёстной - Настя. "Я ненадолго, минут на двадцать, отойду, - сказала крёстная, - дрожжей прикуплю. А вы тут ждите, не уходите". В то время дрожжи были дефицитом, и в Москву за ними приезжали довольно часто. Кстати, и в столице достать их было не просто, но опытные люди знали, что на Казанском вокзале у татар достать их можно, надо только знать точное место.
Через некоторое время зачем-то отойти понадобилось и Насте. Она строго наказала мне сидеть на диване и никуда не уходить. Я остался один посреди невероятно огромного вокзала. Первое, что мне пришло в голову - это пойти и отыскать фреску с воином, которую я не успел как следует рассмотреть. Я помнил, из какой двери мы пришли и, не раздумывая, двинулся в соседний зал.
Через минуту я уже стоял перед гигантской фреской. От русского воина в доспехах исходила мощь, в нём была какая-то загадка. Помню, как через пару лет с таким же чувством потрясения впервые стоял в Третьяковской галерее перед картиной Васнецова "После побоища Игоря Святославича с половцами", мне казалось, что павший воин в левой части картины - тот же самый, что и на стене Казанского вокзала.
Я ходил по залу, смотрел на фреску с разных сторон, и мне казалось, что воин следит за мной. Было странное ощущение, что павшие русские воины не исчезли навсегда, а лишь уснули и ты вместе с ними пребываешь в странном, загадочном сне. Уж не знаю, что приоткрылось тогда в моей душе. Мне кажется, какое-то священное чувство родины, её истории какой-то стержневой составляющей всей жизни.
Потом будут и любимый фильм "Александр Невский", и Оружейная палата, и Бородинская панорама, но именно там, на Казанском вокзале у гигантской фрески я почувствовал силу, соединяющую нас, ныне живущих, со всеми, кто жил когда-то.
Кто-то слегка задел меня чемоданом, я несколько раз развернулся, и, естественно, обратно пошёл в другую сторону. За дверью не было того гигантского зала. Пошёл обратно и оказался в каком-то совершенно ином месте, уже не было фрески с воином. Растерявшись, я стал метаться из стороны в сторону, наконец, выскочил в какую-то дверь и оказался на улице. Это была площадь Трёх вокзалов. Я испытал что-то необъяснимое. Кругом люди со всех концов страны, шпили высотных зданий, по мосту с визгом летел электропоезд.