Газета Завтра 301 (36 1999)

Завтра Газета

Всю жизнь я была против того, чтобы личное выносили на общественный суд, но мне кажется, что в случае с Ляховым — тут нечто другое, более широкое, чем личное. Я не первая, из-за которой Ляхов жертвовал своей свободой и жизнью. С детства он был научен жалости ко всему живому и доброте. В юности, почти в подростковом возрасте, он отдал 10 лет жизни заключению, восстав против социальной несправедливости и лично отнимая у разжиревших богачей еду и деньги, отдавая их

голодающим бедным.

Я не разрешала ему рассказывать о лагерях. Он мне рассказал только одну историю (которую вот этими днями повторили мне двое наших друзей). Был в бараке заключенных еврейский юноша, который подвергался травле группы уголовников. Главарь уголовников ему при всех объявил: "Сегодня ночью я тебя убью!" Миша сказал юноше: "Я лягу на твое место". Он залез под одеяло и засунул под подушку горшок, чтобы убийца думал, что жертва целиком спряталась под подушку и одеяло. Бандит ударил топором по подушке, Миша выскочил и оттолкнул его. Барак загудел. Ворвалась стража. И Миша рассказывал, как этот мальчик ноги ему целовал.

Это линия великой жертвенности русского народа, его извечной защиты живого и жизни. На днях я впервые прочитала сообщение, что подвиг Александра Матросова был повторен в Великую Отечественную войну 1080 раз. Не себя, а народ ощущаем мы как целое, а мы — только часть его (поэтому наша тяга к артельности, общинности, коллективизму не может быть истреблена). Поэтому я и пишу о причине гибели Ляхова, так как вижу в ней черту общенародную, так же, как общенародна была его всесторонняя одаренность — ремесленная, творческая, художественная.

Это — все те черты, которые сегодня так старательно пытаются сломать. А мы их должны приумножить и защитить. "В ХХ веке Поле Победы России пролегает не только через непознаваемый врагом русский характер, но и через дорогу знаний, на которой он и выковывается". (Поэтому я и писала о русской народной педагогике, которую нам предстоит осмыслить.) Автор приведенного выше высказывания Александр Кротов в своей замечательной книге "Русская смута" далее пишет: "Теперь русский дух уже даже не пытаются "поднять на штыки", "искромсать траками панцирных гусениц" и уничтожить в лагерях смерти (бессмысленность борьбы с русским характером "промежуточные" поняли) — его ныне пытаются раздавить иноземцы "массовым сознанием", разорвать при помощи религиозных сект "на тысячи равноправных религиозных конфессий", заставляя потерявших голову "подороже продаваться при "становлении" бизнеса в России".

Надо сказать, что журнал "Огонек" преподнес мне и другой подарок. Познакомив меня в 1959 году с Михаилом Ляховым, он (та же Нина Павловна Толченова)

послал меня в 1960 году на строительство Новокузнецка, и я увидела там в его невероятном, еще неосознанном и неосмысленном качестве советский рабочий класс — столь же многопланово и неисчерпаемо одаренный, как мой муж Михаил Ляхов и его дед Аверкий Федорович. Благодаря М.Ляхову я лучше понимала меру виртуозности и высокого мастерства встреченных мною рабочих. Как я пришла в Строгановку, так же я приезжала на стройки, заводы, промыслы и говорила: "Покажите мне самого интересного человека!" Я могу вдвое больше страниц исписать фактами превосходства наших рабочих над их зарубежными коллегами. Мне все время кажется, что уничтожена наша промышленность главным образом для того, чтобы уничтожить наш рабочий класс, а главное — рабочие коллективы...

Мне одна подруга, познакомившись с Мишей, сказала:

— Да у тебя муж — диковинка!

А вот и не диковинка, а типичный русский человек.

И именно в его типичности я вижу сегодня его главную ценность.

И в этом плане я присоединяюсь к Пушкину:

"Клянусь честью, — писал Пушкин, — что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество и иметь другую историю, кроме истории наших предков..." — предков, которые создавали самую длинную в мире пашню — от Дуная до Амура, основали государство, протяженность границ которого равна длине полутора экваторов всей нашей Земли, выработали "артельную постоянную" в историческом поведении своего народа, преобразующую всякое частное, "мгновенное" бытие в бытие всеобщее, непрерывное, "всечеловеческое" (недаром немецкий поэт Рильке писал: "благодаря свойствам русских людей я почувствовал себя допущенным в человеческое братство"!). Характер исторической деятельности русских не мог сложиться не только без черт братства, но и без героической жертвенности, которая так ярко проявилась в недолгой, оборванной этой самой жертвенностью жизни М.Ляхова.

И именно в опоре на русский характер наша сегодняшняя надежда, в решимости русских людей "самим умереть, но Русь вызволить", в прошедшем через тысячелетия понимании того, что на многих переломах нашей истории "мы погибли бы, если бы не стали едины". В последних дважды закавыченных фразах звучит голос из IX века — древний голос "Велесовой книги"...

Качественный уничтожитель бумаги 8 в Москве