Газета Завтра 32 (1029 2013)
Шрифт:
Как-то ночью, в полтретьего, меня разбудил второй режиссёр и взволнованно проговорил: "Беда. Сергей собирается уезжать навсегда! Уже и сумку собрал! Что-то у него стряслось дома. Какая-то катастрофа. То ли с ребёнком, то ли с женой. Плачет, топает ногами, не может промедлить ни секунды. Я уговаривал его подождать до утра, дозвониться до Ленинграда, разузнать всё точно и тогда действовать. Но он - ни в какую!".
Я понял, что над всей нашей работой нависла угроза. Выскочил в коридор гостиницы и тут же столкнулся с Сергеем. "Всё!, - закричал он, - больше не могу оставаться! Там такое творится! Должен ехать!". "Постой, скажи хоть в чём дело? Что случилось?, - недоумевал я. - Кто-то серьёзно заболел?". "Да что та болезнь?, - отчаянно кричал Сергей. - "Что она по сравнению с тем,
Мы с моим помощником кинулись за Сергеем, догнали его и остановили. Тут же подскочил водитель автобуса, и мы все вместе двинулись на вокзал. В комнате спецсвязи милиция смотрела на нас мало того что без воодушевления, так практически враждебно. В горкоме партии нас в три часа утра развернули так же быстро. Современным людям, привыкшим к мобильной связи, наверняка трудно осознать наше тогдашнее положение, а может быть, наоборот, очень легко.
Мы вернулись в гостиницу, и тут администраторша нам посоветовала: "А вы обратитесь к Клаве. К той, что работает на переговорном пункте. Она тут живёт, в двух шагах". Через две минуты мы стояли около её дверей. Нам открыл её муж. Он, огромный мужчина, стоял на пороге в майке и трусах. "Мне нужна ваша жена!", - с ходу брякнул я. Но муж не успел даже возмутиться - вокруг него уже забегал второй режиссёр, который начал сыпать словами, как конфетти, что-то объяснял, уговаривал, щебетал. Ещё через две минуты перед нами предстала сама Клава, облачённая в халат. "Помогите! Спасите нас!, - умоляюще закричал я, - одна вы можете спасти и наш фильм, и нашу группу и, быть может, жизни людей! От одного звонка зависит всё!"
"Вы спятили?, - пришла в себя Клава. - Половина четвёртого утра. Какие жизни? Какие спасатели. Вы или сумасшедшие, или перепились". "Пусть мы сумасшедшие, - продолжал я, - но от вашего решения зависит наша судьба. Ну, что нам для вас сделать? Ну, хотите, я встану перед вами на колени?", и, не раздумывая, я тут же рухнул коленями в пол. "Сумасшедше, - испуганно прошептала Клава. Но, тем не менее, через пять минут она уже отпирала кабину переговорного пункта и строго наказывала нам ждать.
Когда дали связь, Сергей судорожно схватил телефонную трубку и закричал: "Светик! Светик мой любимый! Мой единственный! Ты же знаешь, как я люблю!". Он так орал, что мы поневоле услышали все слова. "Светик мой ласковый! Мне ж больше никто не нужен, только ты одна!". Но на другом конце провода, по всей видимости, оставались холодны. "Что? Светик, прости, прости, - пролепетал Сергей, - конечно, знаю, что четыре утра. Извини", - и Сергей положил трубку, затравленно озираясь. Молча он вышел из переговорной кабины.
"И это всё?, - вдруг нарушил наступившую тишину строгий голос Клавы, - это поэтому весь кошмар? Ничтожества! Боже мой, какие же вы", - Клава взяла паузу, прежде чем произнести весьма обидное слово. Мы пытались извиняться, но она нас оборвала, передразнивая Сергея: "Солнышко, Светик".
Мы были выдворены на улицу, постояв минуту, молча разошлись. Я с помощником - в гостиницу, а Сергей куда-то в темноту. Оставшиеся две недели он добросовестно ездил на съёмки, но был как-то тих, незаметен и совсем неинтересен. Мы тормошили его, пытались разжечь огонь, но тщетно. Измучались. Пришлось ставить его временами спиной к камере, досняли еле-еле. Озвучивал его роль уже другой человек.
Пушкин-Чаадаев
Владимир Томский
8 августа 2013 0
Культура Общество
Споры гениев рождают абсолютную истину
Новых идей, как установили философы, давно уже нет. Всякий претендующий на абсолютную новизну автор легко подвергается
Если хорошо и профессионально искать, то корни всегда находятся. Сам этот факт наводит на грустно-смиренные размышления о сверхзаданности всего каркаса идей, на которых основаны человеческая культура и цивилизация. Остается только уповать на милость и благонамеренность Творца - Вседержителя идейного богатства, не переставая удивляться его многомудрию, многообразию и многоцветию.
Сложнее обстоит дело с конфликтом идей. Разрешение таких конфликтов предполагает наличие некоей новой идеи, которая будет по уровню выше тех, которые конфликтуют, поглотит обе старые идеи в себе в процессе снятия конфликта. Новые идеи рождаются редко, роды сопровождаются чередой трагических и кровавых событий, непростых условий, требуют участия в них людей ответственных, талантливых, а всего лучше - гениальных.
Дискуссия Пушкин-Чаадаев длилась более двадцати лет, с 1816 года до января 1837 года. Участниками её был весь круг близких к ним людей. Читая их переписку, проникаешься невольным почтением, дружественной гордостью за авторов этих писем.
За скобками остаются многочисленные устные беседы во время частых встреч между Пушкиным и Чаадаевым. После прочтения становится ясным, что эти письма - всего лишь отголосок непростых разговоров двух лучших мыслителей Отечества. Они подпитывали друг друга своей гениальностью, провоцировали себя на творческие взлеты и прозрения в поисках истины по самым трудным вопросам Бытия. При этом ясно, что они всегда говорили конкретно, по существу темы, не упражнялись в риторике и полемике ради победы в красноречии. Никогда не прикрывались авторитетами и не искали истину в заключениях иностранных мыслителей и философов. Все истины зарубежных мыслителей, которыми они оперировали в дискуссиях, критически преломлялись к судьбе и животрепещущим проблемам своего Отечества. Нет ни тени, ни намека на преклонение или заискивания перед знаниями зарубежных авторитетов. Они были с ними или на равных, или выше их уровня. Едва ли мы можем сегодня найти такой пример в публичных и частных дискуссиях по мировоззренческим проблемам в собственной истории. Независимость и откровенность Пушкина-Чаадаева не привились в российском обществе после их ухода из жизни, не стали для отечественных ученых доброй традицией в поиске истин на основе самобытных фактов, собственных аналитических выводов и заключений.
Интеллектуальный, философский, этический и эстетический уровень дискуссий Пушкина-Чаадаева был необычайно высок. Спустя почти 200 лет он являет собой пример-образец честного, профессионального, принципиального, глубокого обсуждения всего спектра проблем по жизнеустройству Отечества. Эти суждения следует распространить на дискуссии и обсуждения проблем России между всеми участниками ближайшего пушкинского окружения. Участники использовали весь арсенал научных знаний, методов, аргументов и фактов своего времени для взыскательного и масштабного анализа проблем развития страны с целью определения путей ее выживания, исторической судьбы, места России в Европе и мире. По факту Пушкин и Чаадаев сгенерировали за двадцатилетний период творческой дружбы колоссальный пакет идей философского, естественнонаучного и духовного характера, имеющий для нас и мировой науки непреходящее значение. Это драгоценное наследие пушкинской эпохи еще не получило должной оценки в Отечестве и мире.
По результатам этих дискуссий нам в XXI веке следует провести широкий комплекс исследований с самых современных системно-аналитических позиций, применением информационных технологий, с учетом новых знаний, фактов и двухвекового исторического опыта.
Лучше поздно, чем никогда! Если мы не восстановим тот уровень профессионализма, принципиальности и независимости, мы никогда не выйдем на уровень победы над леденящим хаосом бытия, получения конкретных новых знаний, необходимых нам для выживания и развития не по чужим лекалам и сценариям, а по реальным обстоятельствам места и времени, которые нам диктует жизнь.