Газета Завтра 333 (16 2000)

Завтра Газета

В прошлый раз "разоружение НВФ" проводилось в непонятном правовом режиме. Сейчас — аналогично. Доходит до смешного: совсем рядом — в Пригородном районе Северной Осетии, где "горячая фаза" осетино-ингушского конфликта миновала 8 лет тому назад, режим чрезвычайного положения действует, а в Чечне который месяц идут ожесточённые сражения, но ни военного, ни чрезвычайного положения не объявлено по сей день.

Вооружённым Силам, впрочем, отсутствие режима ЧП почти не помешало — они руководствуются приказами и более-менее успешно их выполняют. А вот дальше начинаются проблемы. По пятам за преследующими отступающего противника воинскими частями Минобороны идут войска и органы МВД. Именно на них возложены задачи по "зачисткам" блокированных населённых пунктов и последующему поддержанию порядка в очищенных от боевиков районах. На практике это должно выглядеть примерно так:

при зачистках все лица, потенциально причастные к деятельности НВФ, должны помещаться в фильтрационные лагеря, а все беженцы — в лагеря перемещённых лиц на предмет их оперативной проверки. Всё оружие, вплоть до охотничьего, должно быть сдано населением в кратчайшие и строго оговорённые сроки, а нарушители должны немедленно и без всяких послаблений передаваться в органы военной юстиции для суда по законам военного времени. Так же следует обходиться и с другими лицами, совершающими преступления в зоне военных действий. Но это в теории... А на практике у нас всё иначе. Как уже сказано выше, режима военного положения нет и в помине. Поэтому любые действия правоохранительных органов должны осуществляться в строгом соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации. Проще говоря, обнаружение и задержание преступников в прифронтовой зоне органы МВД должны осуществлять в точности, как в какой-нибудь Белгородской или Мурманской области. Только вот беда — ситуация в Чечне в корне отличается от обстановки в остальной России. За одним исключением: на территории Чечни действует амнистия, которая продлевается до бесконечности. Так возникает парадокс — арестовать даже выявленного чеченского боевика в самой Чечне на порядок сложнее, чем где бы то ни было. Невольно возникает вопрос: что это — недосмотр или прямое "вредительство"?

Похоже, всё-таки последнее. Иначе как объяснить вопиющую разницу между исполнением своих обязанностей Министерством обороны и Министерством внутренних дел?

СТРАЖИ ПОРЯДКА

Уж кто-кто, а министр Рушайло и его ближайшие соратники лучше всех должны быть осведомлены о сложностях, возникающих у их подчинённых. И должны, фигурально выражаясь, "звонить во все колокола", добиваясь от и.о.президента необходимых указов, а от Федерального собрания — соответствующих законодательных актов. Но судя по позиции руководства МВД, его вполне устраивает сложившаяся ситуация. Обратимся к фактам и рассмотрим, как осуществлялись пресловутые "зачистки".

Продвигающимся вперёд частям Министерства обороны разрешалось наносить противнику поражения лишь "на местности". К ведению боевых действий в населённых пунктах они допускались лишь в том случае, если отряды боевиков оказывали сопротивление непосредственно с их территории. А этого, как правило, банды избегали по целому ряду причин, указанных ниже. Во всех остальных случаях войска МО лишь блокировали города, сёла и аулы, не применяя силы даже тогда, когда командованию было достоверно известно о наличии в селе боевиков.

К примеру, несколько дней подряд на окраине села Курчалой бойцы расположенного в непосредственной близости от него "блока" 74-й бригады ВС наблюдали за снайперской группой боевиков, ежедневно занимавшей позицию в районе сельской мечети. Бандиты даже пару раз обстреливали оттуда "блок". Деться из плотно блокированного села эти боевики не могли никуда, но в ходе "зачистки" ни их оружия, ни их самих обнаружить "не удалось".

Не удивительно! "Эксклюзивное право на зачистки" повсеместно принадлежало МВД. Начинались все подобные операции загодя и проводились по одной схеме (исключения можно пересчитать по пальцам). Сначала встречались представители командования и местных самозванных "администраций". Они договаривались, что сопротивления законной власти не будет, в залог чего местные "авторитеты" сдавали командованию от имени жителей города (села) 5-10 автоматов и заверяли, что это — всё, и боевиков в селении тоже нет. Командир операции "верил" и любезно сообщал "высокой договаривающейся стороне" конкретный срок начала операции. В назначенное время в пределы населённого пункта вступала колонна внутренних войск, отряды СОБРа, ОМОНа и иных подразделений органов внутренних дел. Они с грозным видом разъезжали по селу, частично проверяли документы у населения. Тех, у кого паспорта были "не совсем в порядке" (не было местной прописки и т.п.), задерживали и отправляли на передвижные "фильтрпункты".

И всё. Дома не досматривались, раненые боевики из больниц не вывозились, да и проверке паспортного режима подвергались далеко не все. Единственное, что реально интересовало руководителей операций — это автотранспорт,

на который у хозяев не имелось достоверной документации. Уж его-то искали и изымали с особым энтузиазмом! После завершения операций (на село с 15-25-тысячным населением затрачивали 6-8 часов) задержанные отпускались — их брали "на поруки" местные "авторитеты", головой ручавшиеся за надёжность своих односельчан. Оружия или "не находили" совсем, или изымали по 2-3 единицы. Так были зачищены в ноябре-январе почти все без исключения населённые пункты Аргунского, Шалинского и Ножайюртовского районов. И это в то время, когда автомат или пулемёт (не считая всего остального) припрятан каждой семьёй. В любом селе их сотни.

А дальше "блок" с села снимается, войска уходят, а в селе остаётся гарнизон, укомплектованный каким-нибудь региональным СОБРом или ОМОНом, командированным в Чечню на полтора месяца. Отлично зная о наличии в селе сотен "бывших" боевиков и ещё большего числа "стволов", личный состав сразу начинает ощущать себя как в "осаждённой крепости" и опасается "беспокоить население". Зато милицейские генералы имеют возможность рапортовать о том, что порученные им операции проведены быстро и без потерь. И ожидать соответствующих случаю служебных поощрений.

Как правило, повторных "зачисток" не проводится. Но даже если они бывают, то принципиально ничем не отличаются от предыдущих. Характерный пример — повторная зачистка селения Бачиюрт (Шалинского района). В декабре перед зачисткой население этого большого села сдало в два приёма целых 6 автоматов АКМ. Непрекращающиеся обстрелы войсковых частей в округе вынудили провести в январе зачистку ещё раз. Перед её началом от населения потребовали сдать ровно 100 "стволов", что было скрупулёзно выполнено — старейшины сами обходили каждый дом, собирая недостающее оружие. Изъятое оружие было раздавлено танком.

Жаль только, что в числе 100 уничтоженных "единиц" большую часть составляли охотничьи ружья (в том числе — официально зарегистрированные), а остальное — старинные винтовки, обрезы и иной ненужный хлам. Ни одного автомата, пулемёта и пистолета сдано не было. Но "результат" был достигнут и "зачистка" опять прошла по "накатанной схеме".

Итоги подобных зачисток печальны. Исправить "огрехи" первых дней почти невозможно, поскольку оперативники, командируемые в Чечню вслед за "силовиками", по указанным выше причинам не располагают необходимыми правами и полномочиями, а также силами и средствами. Само собой, они не даром "едят свой хлеб": что-то изымают, кого-то задерживают... Но как мизерны в цифровом выражении их успехи по сравнению с общим числом скрывающихся преступников и спрятанного оружия! Немногие задержанные за хранение и ношение оружия боевики, как правило, освобождаются "по амнистии", берутся на поруки представителями местных администраций, родственниками и т.д. Настоящей Меккой для желающих освободить своих родственников от заслуженного наказания является временная администрация ЧР в Гудермесе. У многих оперативников МВД и ФСБ давно уже сложилось впечатление, что и сам её глава — Николай Кошман, и его сотрудники больше всего на свете пекутся о том, чтобы, с одной стороны, как можно больше чеченцев избежали справедливой кары за совершённые преступления, а с другой — чтобы максимально "раздуть" отдельные факты неправомерных действий федеральных войск и правоохранительных органов. В результате население с самого начала убеждается в нерешительности "новой власти" и перестаёт её бояться, что с учётом местного менталитета — хуже всего.

Особое беспокойство вызывает форсированное привлечение чеченцев к службе в местных органах МВД. Осуществляемая срочная аттестация призвана, по мысли руководства данного министерства, "высвободить" командированных из других регионов сотрудников и сократить финансовые затраты на их переброску и пребывание в регионе. Предполагается, что местные сотрудники милиции сумеют быстрее установить порядок на собственной земле, обеспечить приемлемое выполнение положений российского законодательства.

При этом руководители местных органов МВД ничего не имеют против "восстановления" в службе бывших сотрудников МВД и МШГБ (Министерства шариатской государственной безопасности) ЧРИ, "не замеченных" в причастности к тяжким преступлениям. Проверка кандидатов на службу в органы МВД из числа чеченцев проходит поверхностно. Значительная часть из них в 1995-1996 годах принимала участие в боевых действиях против российских войск, но под предлогом амнистии даже доказанное участие в боевых действиях в прошлую кампанию не является в глазах милицейских кадровиков причиной для отказа в зачислении. Кроме того, в связи с уничтожением боевиками при отступлении служебных документов, подтвердить или опровергнуть участие кандидатов в преступной деятельности в период 1992-1999 гг. крайне затруднительно.