Газета Завтра 337 (20 2000)

Завтра Газета

Однако, несмотря на все эти "уступки", партию власти снова ожидал катастрофический провал. И после поражения НДР на выборах в Госдуму в декабре 1995 года власть снова меняет тактику, демонстрируя полный "разрыв с прошлым". Разочаровавшись в попытках как-то "примириться" с Поколе- нием Войны, режим попытался найти опору в дореволюционной монархической символике и взял курс на "восстановление исторической преемственности", якобы прерванной в 1917 году. На проект "Монархия" были брошены огромные информационные ресурсы, церковь неприкрыто шантажировали, требуя участия в захоронении сомнительных останков, имевших очень далекое отношение к последнему русскому царю и его семье. Немцов, ходивший на тот момент в "преемниках" Ельцина, был назначен главой комиссии по перезахоронению, а Ельцин

начал именовать себя "царем Борисом", видимо, не подозревая, какой мрачный смысл несет эта аналогия, в том числе для него лично.

Собственную версию "монархического" проекта изготовил медиа-холдинг Гусинского, активно рекламировавший Никиту Михалкова с его "царь-фильмом" под названием "Сибирский цирюльник", где "монархический проект" разрабатывался даже после августовского кризиса 98-го года, поставившего точку в "монархических" увлечениях ельцинского клана. Из самого Никиты Михалкова, который сыграл в собственном фильме Александра III и так вжился в этот образ, что до сих пор не может из него выйти, "Мост" и НТВ собирались делать кандидата на президентских выборах.

"Своим путем" решил пойти Ю.Лужков, начавший активно лепить себе "патриотический имидж" в расчете на президентские выборы-2000. И грандиозное шоу "850-летие Москвы" вполне можно рассмотреть как попытку найти историко-символическую точку опоры для своего политического проекта. Москвичам хорошо запомнилось, как Лужков, сидя в корзине воздушного шара, произносит патетическую речь, требуя "вернуть все завоеванное Екатериной и Петром".

В отличие от Ельцина, считавшего себя "Борисом I", и Никиты Михалкова, в глубине души верящего, что он — "Александр III", Лужков психологически отождествил себя с Юрией Долгоруким. Характерно, что в помпезном праздновании 850-летия Москвы, впервые после 50-летия Победы, также частично использовалась советская символика военных лет — в основном музыкальная. Во время народных гуляний из репродукторов неслись "сталинские" песни о Москве и Кремле — "Дорогая моя столица", "Утро красит" и т.д.

В то время у многих даже родились определенные надежды на "духовное перерождение" Лужкова и "крупного советского руководителя" Черномырдина. Однако, как показали последующие события, все эти обращения были не более, чем попыткой создать монументально-исторический орнамент вокруг "светлого образа" того или иного "политического тяжеловеса" из числа ельцинских приближенных.

После того, как стало ясно, что использование символики Войны и Победы не приводит к мгновенному росту популярности среди левых избирателей, и Лужков, и Черномырдин быстро потеряли интерес к советской героике.

ХИМЕРА НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ

Таким образом, долгие и мучительные поиски привлекательной надстройки над олигархическим и компрадорским экономическим базисом так ни к чему и не привели. С приходом к власти Путина, сменившего Ельцина 1 января 2000 года, "партии власти" ничего не оставалось, как создавать свой идеологический имидж, используя прием "игры на контрастах". Уже неоднократно отмечалось, что в пропагандистской кампании Путина во всю использовался "эффект противоположности". Молодой, здоровый, энергичный, находящийся в движении Путин "избавлял" население от престарелого, больного, вечно сидящего в Барвихе и ничем (кроме кадровых перестановок) не занимавшегося Ельцина. Эффект противоположности использовался и в отношении "идеологического имиджа".

Вместо Ельцина, мечтавшего снести Мавзолей, захоронить тело Ленина, приравнять советскую символику к фашистской и ввести уголовную статью за их использование, изумленное население увидело совсем другого лидера, говорящего проникновенно патриотическую речь с трибуны Красного Некрополя и принимающего парад российской (так и хочется сказать — Советской) Армии.

Если Лужков и Ельцин исторически отождествляли себя с Юрием Долгоруким и "царем Борисом", а Михалков — с Александром III, то, согласно "утечкам", организуемым

из Кремля, Путин явно примеряет на себя белый мундир генералиссимуса.

То, что День Победы займет свое место в знаково-символическом пространстве "нового", постъельцинского режима, было понятно давно. Совпадение даты инаугурации Путина и главного русского воинского праздника было видно невооруженным взглядом. Однако событийная насыщенность праздничной декады превзошла все ожидания.

Никто больше не позволял себе глумиться над ветеранами, напротив, их чествовали как героев... Генерал Варенников, которого "демократы ельцинского призыва" гноили в тюрьме, теперь присутствовал как почетный гость на встрече Путина, Лукашенко и Кучмы возле мемориального комлекса на Прохоровском поле. Однако при более внимательном наблюдении эффект противоположности исчезал, поскольку рядом с Путиным стоял... все тот же Ельцин, который сегодня сам по себе является не менее значимой фигурой символического ряда, чем флаги, гербы и знамена. Он — символ поражения, предательства, катастрофы, гибели государства. Присутствие Ельцина мгновенно снижало то ностальгически-имперское настроение, которое невольно охватывало при виде тысячи красных знамен в руках российских воинов, чеканивших шаг по кремлевской брусчатке. Все сразу начинало превращаться в зловещую буффонаду, в театр абсурда; эффект был такой, как если бы Парад победителей 45-го года принимал фельдмаршал Кейтель, только что подписавший капитуляцию. Сюжет, возможно, привлекший бы Кафку или современных постмодернистов, но производящий впечатление неприятной и болезненной галлюцинации на человека, находящегося в здравом уме и обладающего хоть каким-то национальным чувством. Возможно, нечто подобное ощутили бы древние христиане, если бы их процессию вышли приветствовать Нерон или Калигула. Святыня принижается до фарса; и возможно, что в этом и будет проявляться главная черта политического стиля постъельцинской эпохи.

Театр синкретического абсурда, взятый на вооружение наследниками Ельцина как важнейший инструмент манипулирования коллективной психикой, провоцирует истерику "идейных" либералов, еще вчера считавших себя победителями, и затяжную депрессию мыслящих патриотов, до сих пор твердо знавших, против чего и под какими знаменами они борются. Зато такую идеологию абсурда на "ура" принимает большая часть правящего класса, в основе своей крайне цинично относящегося к политическим доктринам и идеалам. У них нет иной задачи, кроме обеспечения комфортного и бесконфликтного существования для себя и своего ближнего круга, и по инерции они пытаются создать уютный и слегка застойный политический климат.

Все, что связано с Идеей, для них — "несерьезно"; и сегодня они стремятся к тому, чтобы навязать свое восприятие идеологии всему обществу. Им хотелось бы сделать наше политическое сознание размытым и туманным, низвести Идею и Героический Миф до уровня дешевых политических декораций, обесценить их высокий смысл.

Однако символы Победы живут и своей собственной жизнью и не слишком зависят от массовых настроений. "Приручить" их гораздо сложнее, чем доверчивых избирателей, измотанных бесконечным информационным прессингом. В праздничные дни казалось, что символы, подобные Знамени Победы, несут в себе энергию веры и доблести миллионов, и имеют сами в себе достаточно силы, чтобы взорвать уродливую химеру "нового политического стиля".

События следующей недели, произошедшие после Дня Победы, подтверждают правоту этого предчувствия. Атака силовиков на группу “Мост”, слухи о возможном ограничении власти зарвавшихся “региональных баронов”, вызванные “Указом о наместниках”, снова сформировали предгрозовую атмосферу. Комфортный и предсказуемый консенсус явно не задался.

Александр СЕРГЕЕВ

Борис Александров КОРОНАЦИЯ