Газета Завтра 343 (26 2000)

Завтра Газета

А для нас это целая проблема, для нас это уже почти кризис. К нам обиженные чеченцы бегут. Кто, мол, здесь власть? И какая она, эта власть? Бандиты были — грабили. Русские пришли — тоже грабят. Если вы — власть, то накажите виновных. В советское время за убийство коровы, мол, могли и в тюрьму посадить…

Вот мы и крутимся. И в итоге для нас родная армия оказалась куда дальше, чем та же милиция или даже администрация. И это не драма, а просто логика. Рано или поздно, но армия уйдет. А мы — останемся…

Так вот, в первую ночь я ночевал у "вэвэшников", и вторую, и третью, и еще несколько. Почему? Да потому что нам было

обещано: к прибытию в районах нас уже будут ждать укомплектованные комендантские роты, РОВД, ФСБ и прочие структуры власти. А на деле, большинство из нас приехало просто в пустоту. Я почти неделю ждал, пока хотя бы первый взвод сформируется. В итоге первую ночь в Ачхое ночевал с пятнадцатью офицерами, прибывшими укомплектовывать комендантскую роту. Спал на выбитой взрывом двери, не раздеваясь. В эту ночь на весь поселок и прилегающий к нему район мы были единственными представителями всей российской власти, армии и МВД вместе взятых. ОМОН, положенный нам на усиление, прибыл только через несколько дней. Так же, как и личный состав роты.

Комплектовал роту Уральский округ. Ну и постарался, естественно, по принципу: на тебе, боже, что нам негоже! Из восьми переданных нам БТРов на ходу оказалось всего два. А из ста шестидесяти одного солдата-контрактника, набранных округом, через месяц осталось всего тридцать два. Остальной бомжево-пропойный "элемент" мы просто выгнали.

Я потом как-то Тихомирову на совещании рассказал о том, как его округ нам "помог" — так он еще долго "громыхал" на своих замов…

В общем из прибывшего "воинства" я начал сколачивать работоспособное ядро. Очень мне помогли оказавшиеся среди контрактников восемь казачков-уральцев. Они и стали нашей опорой.

Первые дни, пока роты не было, меня возили по району на обычной белой "шестерке", за рулем которой сидел один из глав администрации. В машине — мы вдвоем. Ни охраны, ни сопровождения. Из оружия — у меня пистолет и у него автомат. И — ничего! Все сошло. Боевиков тогда крепко пощипали, они буквально забились в щели. Ни одного выстрела не было. Уже потом, узнав местные нравы и обычаи, я понял, как мне на самом деле повезло. А тогда — ничего. Ездил. Встречался с людьми, знакомился с местными администрациями, которые сами были только-только, можно сказать, под огнем сформированы. Народ в них был разный. От откровенных врагов, открыто поддерживавших боевиков, до обычных старейшин, волею случая вытолкнутых на переговоры с войсками. Честно скажу: людей, открыто нам сочувствовавших, тогда было очень мало. Чаще — холодная отстраненность: "Вы — придете, уйдете, а мы — останемся…"

Первой техникой комендатуры стали БТР, комендантский УАЗ, "радийка" — Р-142 и "зеушка" — наша главная тогдашняя огневая мощь.

Расчет на ней — классные мужики. Вчера звонил к себе в комендатуру узнавал, как дела. Оказалось, что на днях "зеушка" в засаду попала. Но после первого выстрела подавила огнем засаду. При осмотре места засады нашли труп боевика. Валялся в кустах с "мухой" на плече. Выстрелить даже не успел. Там рядом склад оружия нашли. И пару фугасов на дороге сняли…

* * *

Район мне достался очень не простой. Традиции — самые суровые. В боевиках в каждом селе — десятки. Могил боевиков за каждым селом — тоже десятки. Целый лес пик на каждом кладбище. Отношение к русским — можешь себе представить. Одно слово: настоящая "ичкерия".

Под руку мне отдали пятнадцать администраций и в довесок — КПП на границе с Ингушетией, знаменитый КПП "Кавказ".

Лагеря беженцев по ту и эту сторону границы.

Больше сорока сел и поселков. Почти шестьдесят тысяч населения.

Света нет, газа нет. Промышленность и сельское хозяйство в руинах. Ни одной МТС нормальной, на весь район десяток исправных тракторов и столько же машин. Ни семян, ни запасов — ничего. Ощущение такое, что люди здесь просто собрались тихо вымирать.

Основной источник существования — лагеря беженцев и "гуманитарка". Ее тащили все кому не лень, тут же продавали, меняли и закупались необходимым. Контроля в лагерях за распределением "гуманитарки" не было никакого. Мы провели ревизию в двух лагерях — Серноводске и Асиновской, насчитали разворованного и пропавшего имущества на 4 миллиона 248 тысяч рублей! И это только по двум лагерям. Можно представить, что в других делается. А ведь их десятки!

Никакого желания "восстанавливать жизнь" у большинства не было. А было беспросветное ожидание того, что будет только хуже, и желание прожить хотя бы этот день.

При этом большую часть района занимают лесистые предгорья. Бамутский лес, самашкинский лес — от одних этих названий у любого вояки настроение портится. Бандитские вотчины.

* * *

Без дипломатии ничего здесь не сделаешь. Вот взялись в одном из поселков мечеть восстанавливать. А мулла в ней еще тот кадр. Морду кривит, старается в проповедях русских и власть крыть. Да только самому сил на мечеть не хватило. Кое-как всем селом отремонтировали стены, а вот купол ставить — нужен кран. А его нет. Мулла и так и сяк. Не получается. Застопорилось у него дело. Начали ждать помощи от аллаха. Вот тут мы и вмешиваемся. Пригоняем аж из Грозного кран КАТО и на глазах всего народа ставим купол. Вот, мол, подарок от коменданта. Мулла аж позеленел от злости. Но куда денешься — начал прилюдно благодарить. А нам это и надо! Куда ему потом нас хаять, если сам от нас помощь принял. Да не просто помощь, а в строительстве мечети…

Мечети здесь — вообще сооружения особые. Под каждой — огромный подвал. И во многих из них далеко не мука хранилась и не тиражи Корана. Рабы сидели, пленных держали. В одной даже камера пыток была. Но ее сами жители хотели взорвать — называли "ваххабитской".

Вообще любовь чеченцев к подвалам потрясает. Найти здесь дом, где бы под ним или во дворе не было бетонной ямы или целых катакомб — невозможно. И в большинстве в стенах характерные кольца вмурованы. Для рабов и заложников. Не скажу, что в каждой семье процветала эта мерзость, но то, что явление это имело массовый масштаб, бесспорно. Рабов здесь были тысячи!!! Они здесь жили, здесь же умирали, здесь же их закапывали, а на место умерших приводили новых. Рабами свободно торговали на рынках, расплачивались ими как товаром.

За время моего комендантства освободили человек десять рабов. Из них больше половины в рабстве просидели лет по десять. Очень много русских попало в рабство из Северного Казахстана. Там мощная чеченская диаспора. Вот она и выманивала их сюда на заработки, а здесь их уже, как скот, вязали и продавали. И хозяева знали, что искать их не будут — в Казахстане на русских плевать хотели. Подумаешь, пропавшие. Так в России же, мол, и пропали!

Удивляет другое: многие в рабстве провели и всю прошлую войну — никто их так и не нашел. Такая здесь тогда "крепкая" наша "власть" была…