Газета Завтра 354 (37 2000)

Завтра Газета

Вместо Тулеева как лучшего представителя партноменклатуры на российской политической сцене появился Тулеев — народный заступник, Тулеев — борец с мерзопакостной властью. Его выступления на съездах народных депутатов записывали, печатали и распространияли в качестве антиельцинских агиток. Вот одно из таких выступлений конца 92-го: "Считаю, что в России сознательно создается хаос. Президент утром издает один указ, в обед — другой, противоречащий первому. Экспортно-импортные тарифы меняются через два-три месяца. Все это усиливается и во внутренней политике, и во внешне-экономической деятельности. А это — идеальное условие для тех, кто хапает и растаскивает.

Сужу по своему региону. Отдельным коммерческим структурам с ведома и за подписью правительства отданы лучшие здания за бесценок. Им даются всевозможные льготы. Соответственно ими гребутся миллионы, которые должны поступать в бюджет области или в государственную казну. Валютная выручка от продажи сырья оседает на личных счетах кучки дельцов в загранбанках. При лицемерном заявлении о "народной" приватизации акции предприятий концентрируются в руках номенклатуры, спекулянтов, перекупщиков. О коррумпированности нашего правительства, наших чиновников расписано в стихах и в прозе во всех иностранных газетах. Уже известно, кому дать, за что дать, сколько "положить на лапу". Об этом говорит и президент, нисколько не смущаясь".

Нельзя не признать: в 92—93-м Тулеев был среди самых убедительных и последовательных обличителей режима Ельцина. Но нельзя не отметить и другое: пинать режим в те годы было политически выгодно. Недовольство реформами росло, и социальная опора Ельцина таяла. В войну с ним вступило большинство Съезда народных депутатов, от него убежал вице-президент Руцкой. Казалось, власть вот-вот выпадет из рук Ельцина. А кто ее должен подобрать? Наиболее непримиримые противники режима — и Тулеев в том числе.

Но гладко было на бумаге. После расстрела Ельциным Дома Советов и ликвидации оппозиционного Фронта национального спасения, в политсовет которого входил Тулеев, смена его образа не произошла. Он не снял того народного заступника и в ней выиграл выборы и в Совет Федерации, и в областное Законодательное собрание, где его избрали председателем. Не покладая рук Тулеев продолжал обличать и антинародный режим Ельцина, и насквозь коррумпированную власть в Кузбассе. Но именно тогда я увидел второе его отвратительное для меня лицо.

Весной 94-го на шахте "Первомайской" в г. Березовском прогремел взрыв. Погибли 15 горняков. Такой страшной трагедии у нас раньше не было — и весь Кузбасс по-настоящему скорбел. На следующий день после взрыва Тулеев пригласил меня в свой кабинет: "Что нам делать?" Я сказал: "Надо собрать денег и помочь достойно похоронить шахтеров". Спустя пару часов он вновь зовет меня: "Что еще следует делать?" Я говорю: "На девятый день посетить семьи погибших". Тулеев не успокаивается, приглашает меня в третий раз: "Мне как себя вести?" Я даю совет: "На траурном митинге не поднимайтесь на трибуну, не становитесь рядом с деятелями из правительства и областной администрации. Ваше место среди рыдающих родственников погибших, а там, на трибуне, пусть будет одна бюрократия, которая погубила шахтеров". И как же загорелись у Тулеева глаза, как он оживился, повеселел. Я был ошарашен: вот зачем Аман Гумирович так долго меня пытал — у людей горе, а он, сердешный, голову ломает над тем, чтобы приумножить на этом горе свой политический капитал.

По-человечески, я думаю, Тулееву небезразличны проблемы страны и бедствия народные. Но главными для него были и есть — личный успех и собственная карьера. Этот его приоритет со временем стал очевиден не только ближайшим сподвижникам, но и кремлевским аналитикам.

Почему Тулеева, а, скажем, не менее яркую фигуру из оппозиции — Сергея Бабурина, пригласили на исходе 96-го в правительство Черномырдина? Да потому что Бабурин никогда бы такое приглашение не принял, ибо у него есть принципы, которыми он не торгует. А почему Кремль не предложил министерский портфель, например, коммунисту-коммерсанту Владимиру Семаго? Потому что словоохотливый Семаго интересен только журналистам и работникам его казино. Тулеева

так же не позвали бы в правительство, если бы ему как политику грош была цена. Но не позвали бы его туда и в том случае, если бы он не разделял принципы и личные интересы. Но они у него на разных тарелках: на одной принципы народного заступника, на другой — неуемная жажда власти и забота о собственной карьере.

Кремль не особенно нуждался в Тулееве-министре, а Тулеев не шибко дорожил вверенным ему постом. Его вхождение в правительство явилось своего рода подписанием договора о намерениях. Кремль хотел испытать Тулеева на управляемость, Тулеев дал согласие на тест. Для чего?

Приближалось жаркое лето 97-го, жуткая задолженность по зарплате неминуемо должна была привести к массовым стихийным акциям протеста. Самой болевой точкой в стране, разумеется, был Кузбасс. Кремлю необходимо было остановить распространение оттуда пожара на всю Россию и потому ему нужен был авторитет Тулеева. Тулееву же нужен был пост губернатора. И он его по указу Ельцина получил. В результате "рельсовая война" в Кузбассе была благополучно сведена на нет — эшелоны с шахтерами не двинулись в Москву, Черномырдин с Чубайсом и Немцовым вздохнули свободно. Тулеев оправдал надежды Кремля и в благодарность под предлогом погашения "рельсовой войны" получил на область значительные, в сравнении с другими областями, суммы из Центра — около двух миллиардов рублей. Это спасло репутацию вновь назначенного губернатора. Жить в Кузбассе стало легче, жить стало веселей, и осенью 97-го Тулеев с триумфом был избран губернатором, получив 95 процентов голосов.

Я не могу сказать, что Тулеев не выдержал испытания необъятной властью в богатейшем крае. Все обстоит наоборот. Эта самая необъятная власть, которую он прежде никогда не имел, позволила ему расслабиться и вести себя искренне. И потому с каждым новым годом его губернаторства из-под маски Тулеева — народного заступника, стало все отчетливее проявляться второе лицо Амана Гумировича, черты которого были раскрыты в майской статье Зюганова, Чикина и Проханова. Читаем: "Не каждый губернатор честно выполнял договор с народом. Есть такие, что тут же, после избрания, забыли о взятых обязательствах. Стали насаждать в своих регионах дикий капитализм. Вступили в политический сговор с режимом. Занялись гонением на патриотические организации и газеты. Превратили свои области в феодальные уделы с неограниченной личной властью губернатора, действующего в интересах криминального капитала.

Особенно выделяются на этом фоне губернатор Курской области Руцкой и губернатор Кемеровской области Тулеев. Вскормленные народно-патриотическим движением, получившие власть из рук поверивших им патриотов, они были перевербованы режимом, использовали эту власть в прямой борьбе с недавними союзниками... Тулеев, сохранив от своей левой позиции только красную шапочку, передав уникальные промышленные объекты в руки олигархов, стал главным орудием в борьбе с КПРФ и НПСР, принял на себя роль подсадной утки, полагая, что на плавающий, крякающий манок под меткие стволы Волошина и Березовского слетится наивный избиратель".

В этом тексте в отношении Амана Гумировича высказано несколько тезисов. Тезис первый: Тулеев не выполнил договор с народом и забыл о взятых обязательствах. Что здесь ущемляет честь и достоинство славного Амана Гумировича? Тулеев обещал: я не допущу закрытия ни одной шахты в Кузбассе. Но шахты как закрывались до его избрания, так и закрываются. Тулеев обещал чуть ли ни как Ельцин — на рельсы лечь, но не допустить роста цен на хлеб. Но уже в первый год его правления хлеб в Кузбассе подорожал в два раза. Тулеев обещал погасить задолженность по детским пособиям. Ау! Задолженность эта в нашей области остается одной из самых высоких в стране. Тулеев еще много чего обещал, и надежды на него были велики. Но данной ему властью он не создал никаких механизмов, которые бы защитили его избирателей от пагубной федеральной политики и помогали бы им выживать.