Газета Завтра 358 (41 2000)
Шрифт:
Итак, на 4-й день к нам приехал кандидат Я сразу после знакомства в штабе попросил его о более подробной, в целях моего дальнейшего труда, беседе. И вот что услыхал от него самого.
Да, он служил Отчизне в КГБ — хотя в застойную эпоху был там даже вольнодумцем. Но есть черта, которую он не переступит никогда. Это — верность стране, на чем он и стоял всегда, даже в ущерб карьере, при бакатиных, гайдарах и других предателях. Да, с губернатором Ефремовым дружили — но тот в угоду Ельцину провел повальную приватизацию и развалил всю область. Еще Ефремов не устоял против наветов и интриг своих чинуш, желавших его ссоры с угрожавшим их махинациям полпредом. Тогда он отказался от своих полномочий и уже
Затем он сошелся на идейной почве с патриотами из НПСР — но их хорошие слова, увы, не подкреплялись настоящим делом. Ради такого дела он и вернулся сюда — и не скрывает своих планов вновь идти на губернаторские выборы. Но не для личных благ — а во спасение несчастных земляков…
В общем, побеседовали мы очень от души — остались для меня неясными лишь два вопроса. Зачем он, если впрямь ттакой патриот, набрал по-черному пиарить на себя команду не патриотического явно толка? И второе: откуда и под какой в будущем возврат на эту черную команду у такого патриота деньги?
Но поскольку я подряжался не на раскопку низких истин, а на возвышающий заказчика обман, — то и вникать в это не стал. Уже довольно, что он за свою неясную монету декларирует хотя бы не противные мне взгляды, не придется чересчур кривить под них душой.
Но отсюда между мной и остальной бригадой, в лице, главное, Галины, и запало первое зерно раздора. Ближе к ночи этого же дня, когда мы после кабака продолжили пить дома, Костя с Галей снова взялись хаять кандидата: "Мать, ты слышала, что он сегодня Сашке говорил? Пора намордник дебиленку покупать!" "Я его завтра мухой выстрою! Чекист поганый! Всю жизнь врал — и врать не научился даже!"
Я это слушал, слушал — и говорю: "Твари вы низкие и циники! Раз уж легли под клиента — могли б хоть полюбезней скривить морды! Чем вы-то его лучше? Он врал — но хоть Родине служил! А вы врете — чему служите? Вот уж не Родине, и стыдно мне за вас!"
Я это все, конечно, молвил с долей пьяной шутки — но назавтра по какой-то легкой отчужденности в друзьях почувствовал, что, может, несколько перешутил. Но мы уже спешили в штаб, откуда скоро выехали кавалькадой, вместе с кандидатом, на первое знакомство с нашим округом. Но когда на следующий день я хотел снова ехать, Галина вдруг мне говорит: "А ты останься. Знаешь, у меня к тебе такое раздражение, что ты мне помешаешь. Извини".
Я чуть опешил — но уж раз ее рука была владыка над моим, как транспорт, нанятым трудом, безропотно остался.
Впрочем, я и за первый выезд успел с лихвой набраться впечатлений. Вышел я покурить из величавого когда-то, но ободранного лихолетьем клуба в селе Шипицино. Подходят ко мне два чумазых и по-беспризорничьи одетых пацаненка лет по десяти: "Добрый мужчина! Дайте, пожалуйста, на буханку хлеба!" С таким не свойственным оседлым людям попрошайничеством я встречался прежде лишь в исполнении нахальных цыганят — и выдал этим северятам слегка мелочи. Они тотчас кинулись в магазин, а я из-за колонны стал смотреть, что вынесут оттуда. Вынесли они конфету "чупа-чупс" и, как голодные волчата, стали рвать ее обертку — жуть смотреть!
А в клуб пришли на встречу с кандидатом одни женщины. Старухи, средних лет, даже одна с сосунком на руках — и с какой-то еще тлеющей в глазах надеждой, загасшей уже напрочь у мужиков. Наш лидер сперва силился развить ораторский задор — но подле этих и беспомощных, и все же тянущих на себе жизнь женщин скоро скомкал и Галинин креатив, и дикие здесь постулаты Грефа. Тогда женщины стали задавать вопросы — а на самом деле просто излагать свой лютый беспросвет.
Работы нет, транспорт
Наш кандидат сначала от таких встреч просто терялся — но потом как-то обвыкся и уже бойчее пер на креатив: больница — разберусь; автобус — выясню; рабочие места открою, если выберете, и т. д. Меня же больше всего здесь поразила одна цифра, что назвал мне тот же Тутов. Оказывается, по статотчетности Сбербанка, на каждого жителя Архангельской области в среднем приходится денежной выручки по 50 тысяч долларов в год. Но кто хоть близко тут такие деньги видел?
И мне этих счастливцев скоро показали. Их отгороженные резервации с козырными особняками, "джипами" в районе окрестили "Царское село" и "Дворянское гнездо". А жили там примерно те же в прошлом мужики и бабы, как и те, чьим детям нынче даже комбикорма вдоволь нет. Просто при дележе страны счастливцы оказались при самой золотовалютной нашей газовой и нефтяной задвижке. И здесь контраст меж шейхскими оазисами при трубопроводах и остальной пустыней бил по голове куда сильней, чем в городах, — где глаз замылен толчеей людей, машин и зданий. О чем я после написал, говоря тем же жаргоном, "мочиловку" против нашего главного соперника газовика Зубахина: "Север черный и белый".
Когда она вышла, то принесла мне легкую славу среди местной черни, даже просившей подарить газету с автографом. Но это отступление от креатива окончательно взбесило против меня Галину, конфликт с которой у нас развивался так.
Не понимая поначалу, от кого все-таки должен будет изойти мой гонорар, я решил на всякий случай уходить от обострений с кем бы ни было. Но по законам конфликтологии чем больше кто-то перед кем-то поджимает хвост, тем агрессивней наступающий. Галина, сделав меня временно невыездным, затем заметила мне что-то уже матом, потом перематом. И когда ситуация уже грозила перегреться вовсе — в Котлас прибыл тот, кого давно все наши ждали и называли "папой".
Имя его было Леша, а функция — начальник выборного штаба. Ровесник нашей взрывной "маме", но при этом полный ее антипод. Он говорил всем "кисанька" и "лапочка", но сразу сделал пару вычетов водителям за опоздание — и все стали являться в штаб как-то живей.
— Наш кандидат, — выдал он нам сразу свою вводку, — человек по сути управляемый. Это и хорошо, и плохо. Можно заставить его говорить все, что надо, — но без страховки выпускать на публику нельзя...
Но главное, он, наконец, выдал всем набежавшую за эти дни зарплату, кормовые, — чем и помог мне в тот же вечер разрядить конфликт с Галиной. Только она мне снова что-то ляпнула — как я, уже не опасаясь за карман, отдал ей точно тем же. И отношения тут же исправились — ровно до следующей, уже по вине того же Леши, порчи.
С ним у нас отношения сложились сразу же на диво — несмотря на всю полярность взглядов и манер. Ехали мы как-то с ним и с кандидатом, зашла речь об одном литературном деятеле, и я привел его довольно смачное высказывание о грызне патриотической с жидовской прессой. И только Леша вышел, кандидат мне с видимым злорадством говорит: "Ну ты его приделал, аж всего перекосило!" "Чем?" "Жидовской прессой. Он же сам — кошерный жид, мацу на Пасху жрет!" Но в результате у меня лишь выросло недоумение: зачем же тогда нашему хрустальному герою-патриоту, крестившемуся в рамках креатива на всяк православныЙ храм, — такой блюдущий противоположную мацу начальник штаба?