Газета Завтра 372 (3 2001)

Завтра Газета

Леша надолго замолчал, будто бы все пять романов закончились, и на лице его было написано даже некоторое удивление: неужели я все свои романы уже рассказал. Чтобы подбодрить Лешу, Никита поддержал разговор: "И мне раньше снилось, что я снова на корабле с ребятами по морю иду. С Валеркой Грохотовым, с Васькой Горобцом, с Костей Арсентьевым. Валерку все любовно звали Грохотулей, Ваську — Горобчиком, Костю — Арсюшей…. Да вся команда у нас была замечательная… Весь день потом пелось: "Не туристы мы, но на пристани мы подолгу стоим, воздух Родины — он особенный, не надышишься им. Эй, сколько видано, эй, перевидано…" А потом тоже перестал этот сон сниться".

Леша понимающе подытожил: "Закончились, братишка, наши с тобой зимовки?" Но Никита спокойно возразил: "Да нет,

у меня другая зимовка началась… Нескончаемая, которую ни огонь не берет, ни червь не точит… и никакая власть, даже самая демократическая, ее отменить не сможет…" Леша догадался, куда он клонит: "Понятно, к Богу ты пришел — дальше деваться некуда, только в петлю разве… Никита, хоть верь, хошь нет, а я ведь тоже в монастырь сюда приезжал — в петлю-то как-то не хочется пока, туда всегда успеть можно. Думал, руки у меня растут откуда надо, так, может, в монастыре сгожусь, бабы мне все опостылели — все какое-нибудь г… прилипнет. Пришел в монастырь, ждал-ждал наместника всю службу, а он с одним полчаса проговорил, потом с другим, потом покойника привезли — он его отпел. Потом какая-то бабенка к нему под руку макушку подставила — и снова на полчаса. Я все жду. Потом терпение лопнуло: что я хуже всех людей на свете, что ли? Подступил к нему и прямо: "Батюшка, я хочу к вам в послушники". А он мне: "Ты сначала протрезвись, потом приходи, поговорим". Пошел я по улицам бродить туда-сюда, упарился, сердце на части разрывается, ну и выпил маленько. Вернулся в монастырь, а наместник опять мне от ворот поворот. Разве так можно? Священник должен каждую душу чувствовать…"

Никита, которому Леша нравился все больше (он уже откуда-то знал, что мужик этот не пропадает), рассмеялся от души и даже хлопнул его по ноге: "Эх ты, а еще говоришь, что ты тертый калач, что все Севера прошел... Наместник-то испытывал тебя. Монаху самое главное — терпеть надо уметь, других слушаться, а ты… Правильно он тебя в монастырь не взял, ты бы там и трех дней не выдержал и братию бы только зря в искушение ввел. Но не печалься, я тебе подскажу верное средство. Я пообщался в первый раз с отцом-наместником навроде тебя. С женой тоже разругался, загулял с горя, приехал, мол, хочу в монахи. А он меня таким же макаром. Один день, второй, а у меня ни копейки не осталось. Не то что выпить, поесть не на что. Ну я ему сказал про свое плачевное положение, а он смеется: "Ты же здоровый мужик. Пошел бы грибов, ягод набрал, чем по улицам зря шататься". Я даже обиделся, что он понять не может: "У меня душа на части разрывается, а вы мне про грибы да ягоды…" Но деваться некуда, пошел в лес, набрал целлофановый кулек волнушек. После службы подошел к наместнику после всех. Он взял кулек и говорит как ни в чем не бывало: "Вот это другое дело. В монахи тебе незачем — тебя жена уже дома заждалась (так потом и оказалось), но денька четыре трудником при монастыре поживи… работы у нас непочатый край".

Леша неожиданно тоже развеселился: "Да я ему столько грибов наломаю, что всю братию до лета прокормит, я ведь на Севере мешками грибы собирал. Спасибо, браток, на добром слове, не иначе, как сам Бог тебя мне послал, а то я уже не знал, куда деваться… Знаешь, поеду-ка я обратно в монастырь. Как думаешь? Зачем откладывать на завтра, что можно сделать сегодня, тем более, что завтра… можно и не проснуться. Правильно я говорю, братишка?"

Никита согласно кивнул, но добавил: "Леша, ты учти, в монастыре житье не мед: спать будешь не больше пяти часов, на службе каждый день по нескольку часов надо отстоять, а все оставшееся время работать, хозяйство там — будь здоров…"

НО ЛЕША уже накидывал на плечи рюкзак, который, видимо, прошел с ним все Севера — от него явственно пахнуло туманом и запахом тайги: "Браток, сейчас станция будет, прости, если чем обидел, а тебе дай Бог всего хорошего". Никита проводил его до двери: "Смотри, батюшка строгий, если что не так, то говорит: жалко, мне сан не позволяет, а то бы я вас поучил уму-разуму…" Уже с перрона Леша крикнул в ответ: "Такого я бы с собой на зимовку взял".

Никита снова уселся на свое место и неожиданно почувствовал в душе такое же ощущение легкости и чистоты, какое бывает после причастия. "Как это все вышло! Как в сказке!

Некоторым годами твердишь одно и то же, и все как об стенку горох. А тут и убеждать не пришлось. И опять благодаря батюшке: научился по его совету не лезть к людям с поучениями, и вон что вышло — взял человек и будто бы сам все понял и пропел: "Слава Тебе Господи, слава Тебе…" Даже не верилось, что это было на самом деле. Словно во сне приснилось.

А дальше что будет, Никита уже знал: даром такие возвращения в монастыри не проходят. Что бы потом ни случилось — другая зимовка у Леши началась.

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random; z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 53 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

54

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

ОХОТНИК ЗА ВАМПИРАМИ (О прозе Анатолия Афанасьева)

Эти десять чудовищных лет больно ударили по литературе. Многие художники угасли среди вихрей катастроф. Для художников-реалистов новый уклад не поддавался описанию. Новые инфернальные типы, неизвестные русской классической литературе, ускользали от понимания, требовали иного образного мира, не находящего подтверждения в традиционной стилистике. Рождение жуткой реальности стало для многих писателей катастрофой. Они замолчали. В это время Анатолий Афанасьев достиг вершины своего мастерства. Он всегда был урбанистическим писателем, знатоком искусственной среды, которая, как призма, искажала и преломляла естественные человеческие чувства. Он был склонен к аномалиям, к сюрреализму, блестяще использовал иронию как метод познания. Он оказался подготовленным к нашествию разрушителей, к сотворению ада. Уже десять лет он пишет один непрерывный "мегароман". Мегароман делится на куски, выпускается в свет под названиями: "Московский душегуб", "Пришествие сатаны", "Плач по братве", "Вампир в городе", главу из которого мы печатаем. У этих романов разные сюжеты, герои, у каждого свое начало и свой финал, но тем не менее — это части одной жутковатой саги о русских мучениях. С одним странным, переходящим из романа в роман неназванным героем. Героем, которым является сам Анатолий Афанасьев.

Сегодня Афанасьев — один из самых популярных современных писателей. Он завоевал коммерческий книжный рынок, не уронив своей эстетики, своей философии. Его книжки небольшого формата лежат на уличных лотках, продаются на вокзалах. Их везут почитать на отдых куда-нибудь в Ниццу или на Багамы живые персонажи его писаний. Пресыщенные "новые русские", полеживая на золотистом песке, по-мазохистски читают о своих же дьявольских деяниях. Смеются над наиболее сочными эпизодами. Над кем смеются? Над собой смеются… Некоторые из близких Анатолию Афанасьеву, очень достойных писателей, снобистски считают, что Афанасьев занимается неправедным делом. Дескать, романы его — песнь сатанинскому времени. Не понимаю этих неофитов от православия, которые не с ангельским рвением ищут в своих товарищах бесов. Мудрец сказал: "Бойся бить в человеке по дьяволу, как бы не задеть в нем Бога".