Газета Завтра 378 (9 2001)
Шрифт:
— Что такое, товарищи? — спрашиваю я.
На меня удивленно смотрят. Как и я на них. Вот лет сорока мужчина с женой сидят на лавочке, вросшей в липу.
— Брат, — обратился я к нему, — скажи, что здесь происходит? Что собрался народ? Сегодня вроде будни. И все молчат...
— Не говорите громко, — отвечал он, приложив палец к губам, — сегодня это нельзя. Вы разве ничего не знаете? Радио слушали?
— Нет, да у меня ни радио,
Они с женой горько улыбнулись.
— Говорите — молчать. Мертвых, что ль, побеспокоим?
— Не надо, — поморщилась женщина (так они уж давно морщатся, привыкли к горестям), — не надо, какие тут шутки. Мы все пришли на регистрацию...
С соседней могилы, слыша наш лепет и мое тупое удивление, подошла старушка в белом платке, с очень молодым и добрым лицом, у ней очень щеки были молодыми и глаза ясные-ясные, она стала мне почти что в ухо объяснять:
— По указу президента на кладбищах установлена плата...
— А, — перебил я ее, — ну насчет кладбищ такое давно говорят, что-то я слышал — вроде как будут пускать за плату, это любопытных, зрителей, а владельцы могил — по членскому билету. Как на Новодевичке...
Старушка весело посмеялась в ладошки, она привыкла ко всем этим злым шуткам государства, вообще — ко всему. Такое время. А я люблю таких бабань.
— Вот, значить, — продолжала она, — платить теперь надо за каждое место — место! Понял?
— Чего, на всех кладбищах? А под Москвой?
— Нет, только на старых, городских, больших, удобных, — опять посмеялась она. Ну и смешливая же бабушка, сто двадцать бы ей прожить.
— Ну... за каждое место... А если их там, гробов, в пять этажей? За каждый труп, что ли?
— Господи, глупый-то какой. Я ж тебе и говорю: место. Ну — одна могила. Понял? Надо ж, живет без радио, как же ты так, милок?
— Ну... обеднял. Да там и врут только, бабушка.
— У тебя есть какие на больших-то, вот таких, кладбищах, сродственники?
— Конечно. У меня на Ваганькове пять захоронений.
— В одной ограде-то они?
— Да. Впрочем, мест-то будет три. Один вот так, другая вот так, и двое меж ними, дочь на женином братике. А кто там еще до них...
— Ты спеши, милок, туда, дежурить надо, инспектора приедут, может, и успеешь. Это хорошо, что у тебя они одной кучкой.
— Это аренда называется, — отозвался мужчина. — Как в Париже.
— Ну да, — согласился я, — это так. Да они взяли бы и за каждый труп, но считать трудно, а так за два столетия, глядишь, набежит...
— 1684 рубля. В год.
Ноги меня не держали, и я сел на землю.
А бабушка с каким-то отчаянно-веселым упорством наклонилась и сообщила:
— Вот, ждем с девяти утра инспекторов или каких-то там дежурных, они с сегодняшнего, с восемнадцатого, в течение трех дней будут регистрировать родственников или близких — ну кто за могилой смотрит, отвечает за нее, на кого она записана?
— Где записана?
— Там записана, там, в конторе записана!
Бабушка рассердилась.
— На тебя записаны?
— И на меня... да и на отца тоже... а он там же и лежит.
— Неважно, у тебя книжка ихняя есть?
— Есть какая-то, есть. Ф-фу. А кто не придет? Ну, мало ли, в отъезде там или еще как? Или — денег вот нет?
— Они все объяснят, — терпеливо, в свою очередь, говорила мне старушка. — И чего, и куда, и когда.
— А если я откажусь? Это ж, е-мое, получается еще одна квартирная плата. Какой-то смертный налог. Ну дают, ну дают! Это уж, кажется, последнее, что с нас сдирают в казну для решения экономического кризиса, правда, товарищи?
— Кто откажется, — сказал, закуривая, мой сосед, — его место пропадет. Бесхоз. Его новые люди займут.
— Новые? А-а-а, эти... Бабушка, у тебя одно место? Значит, тебе надо платить... Это ж четыре пенсии! — вскричал я.
На нас возмущенно посматривали, уж очень я разволновался.
— Чш-ш-ш... чш-шшш... — зашипела старушка. — Пенсионерам льгота. А ты давай, спеши к своим, нечего тут люли разводить.
Как во сне — вот смешно, да? — да, и как во сне, и во сне наяву, как хотите, — я пошел с кладбища, по пути подсчитывая, сколько ж мне платить, а заодно: сколько ж даст Москва в бюджет? Это ж будут сумасшедшие деньги. Почему именно 1684 рубля? Кто насчитал? Сколько могил на одном Ваганькове, например? А таких — Немецкое, Даниловское, Донское, Миюсское, Калитники — да их с десяток наберется, это ж мегаполисы!
К выходу, к выходу, где я? Как отсюда скорей на Ваганьково попасть? Мелькали кресты, деревья, я бежал...
...Утром, перебирая сон и веря в него, я с ужасом вспомнил, что у меня еще и сын с матерью моей и бабушкой лежат на Хованском, а это еще три места... А оно — городское, "престижное"? Уж теперь, поди, и оно престижное. Скока ж мне платить? Даже без Хованского — это будет... это будет... 1684х3=5052 рубля! Это ж почти десять моих пенсий... Это ж легче пойти и закопаться...