Газета Завтра 388 (19 2001)
Шрифт:
В доме, в котором живет Финкельштейн, и по соседству живут много ортодоксальных евреев, многие из которых переселились из Восточной Европы. У него нет контакта с ними. "Я атеист, я слабо разбираюсь в иудаизме. Он меня никогда не интересовал. Иногда я думаю, что американским евреям было бы лучше забыть холокост, вместо того, чтобы открывать его… Я думаю, меня подвергли в Германии разгромной критике прежде всего потому, что все боятся прослыть антисемитами, если согласятся со мной".
"Что сказали бы ваши родители о книге? Не сказали ли бы они: немцам поделом, пусть платят, пока их не стошнит?"
"Ни в коем случае. Они ненавидели немцев всем сердцем. Но им было противно, что эта воровская
Я спрашиваю Финкельштейна: "Вы не боитесь, что подкрепляете аргументацию неонацистов?"
Он смеется: "Вы читаете книги? Не я разжигаю антисемитизм, а те мошенники. Взгляните же на этих алчных адвокатов! Как карикатуры из "Штюрмера"!"
"Наши нацисты утверждают то же самое".
"Ну и что? Мне что, из-за этого перестать говорить правду?"— высокий голос Финкельштейна становится слегка угрожающим, когда он поносит "главарей самой величайшей аферы в истории". Его оскорбленный тон и необузданные атаки оттолкнули даже тех, которые в принципе согласны с ним. "Он одержимый",— написал "Экономист", но "его аргументы серьезны". Мюнхенский профессор Михаэль Вольфзон разобрал его по косточкам, но признает, что книга "в своей основе заслуживает внимания". Другие еврейские ученые идут еще дальше. В уважаемом нью-йоркском ежемесячном журнале "First Things" британский историк Вильям Рубинштейн написал: "Я не припомню другой такой книги, которая была бы так хороша и так плоха одновременно". Он считает нападки Финкельштейна на Израиль ложными, но его "атаки на финансовый шантаж группировок типа Всемирного еврейского конгресса являются чрезвычайно важными, и остается надеяться, что они возымеют действие". Как еврей, потерявший своих близких во время холокоста, Рубинштейн считает "отвратительным то, что холокост используется, чтобы выкачать побольше денег от европейских правительств".
Один из самых уважаемых исследователей холокоста, консерватор Рауль Хильберг, даже считает, что Финкельштейн "в общем, прав. О многом из этого я и сам говорил".
"Почему вы так снисходительны к нам, немцам?"— спрашиваю я Финкельштейна.— "Если почитать вашу книгу, можно почти забыть, что это мой народ хотел когда-то истребить ваш".
"Мой народ, твой народ — это не те категории, которыми я мыслю",— возражает он остро,— "у немцев проблемы с политической корректностью. Разве не забавно наблюдать, как они бьют себя в грудь и приговаривают: "О, Дэнни, пожалуйста, ударь посильнее!"— Германия еще просто не осмыслила этот вопрос".
"А вы кого-нибудь знаете, кто сделал это?"
"Моя мать мне всегда говорила: "Гитлер ничего не изобрел. История кишит преступлениями". Она была образованной женщиной и соглашалась с мнением Ханны Арендт, которая сказала, что Эйхманн был всего лишь незначительным бюрократом, который выполнял приказы. Зло не имеет глубины, утверждала моя мать. Она все время отказывалась видеть что-либо демоническое, космическое в холокосте. Она говорила: "Зло абсолютно банально. Эйхманн был как обыкновенный торговый представитель фирмы по продаже пылесосов". Я думаю, что это верно".
"Но мы ведь и пытаемся выяснить, почему эти торговые представители смогли убить миллионы людей".
Голос Финкельштейна становится громче и начинает дрожать от негодования: "Я не хочу в это вникать. Например, с 1990 года американскими бомбежками и санкциями убито столько же иракских детей, сколько нацисты убили еврейских: целый миллион! Кто-нибудь заботится о них? Где-нибудь слышны протесты?"
Он провожает меня до двери, на улице уже зажглись огни, в дверь врывается ледяной воздух. "Скоро я приеду в Германию",— говорит он: "что ждет меня там?" "У вас найдется пара друзей,— говорю я,— которые шестьдесят лет назад без промедления поставили бы вас к стенке". "О Боже,— говорит атеист,— мне страшно".
Журнал "Штерн", 2001, №6
Перевод
[guestbook _new_gstb]
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random; z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 36 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
Напишите нам 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Леонид Бацура КОСМИЧЕСКАЯ “НЕСТЫКОВКА”
Две фотографии астронавта Ф.Олдрина "на Луне" из журнала "Америка" (№162 апрель 1970 года) на фоне одной и тойже опоры посадочного модуля "Аполлона-11". На первом снимке рост Ф.Олдрина оказывается равным приблизительно 2,5 метра, а на втором - 1,3 метра, или почти в два раза меньше...
ЗАТОПЛЕНИЕ СОВЕТСКОЙ СТАНЦИИ "Мир" в водах Тихого океана совпало по времени не только с годовщиной президентства Путина, но и с 40-летним юбилеем полета Юрия Гагарина. По сути, это убийство поставило жирный крест на всем героическом этапе отечественной космонавтики. И, хотя наши позиции в освоении космоса еще могут быть в значительной мере восстановлены при использовании сохранившегося потенциала, уже совершенно очевидно, что такое восстановление не является политическим приоритетом нынешнего Кремля. А в открытую платившие с середины 90-х годов за тайны "русского космоса" американцы получили все, что хотели, и теперь в принципе могут обходиться без нашей помощи, если не считать таковой российских "гастарбайтеров", привлекаемых к выполнению программ NASA. Говорю об этом как специалист с 35-летним стажем работы.
И этот печальный результат, по моему глубокому убеждению, стал следствием негласной, но вполне ощутимой "конвергенции элит". Окончательные формы такой конвергенции мы можем наблюдать со времен горбачевской "перестройки" и ельцинских "реформ", когда она распространилась на политическую элиту советского общества. Но ее методы отрабатывались задолго до 1985 года, прежде всего через высшие слои научно-технической и гуманитарной интеллигенции. О феномене советского "диссидентства" сказано и написано уже достаточно много. Но не менее эффективными были и другие адресные модели "информационной войны", которую американцы вели против советского общества и продолжают вести против России (даже ожесточеннее, чем против СССР, несмотря на самоубийственную эволюцию России в угоду США). О них сегодня предпочитают молчать, ибо это оружие продолжает уничтожать потенциал нашей страны, что наглядно проявилось и в чернобыльской катастрофе, и в трагедии станции "Мир". Моей задачей является по мере сил прервать многолетний "заговор молчания", хотя я прекрасно отдаю себе отчет в том, с какими трудностями и опасностями это может быть связано.