Газета Завтра 427 (4 2002)
Шрифт:
Тамара САЩЕНКО, директор проекта
Делая головокружительный воображаемый вираж от мировых центров искусства до глубоко регионального, окраинного сибирского Новокузнецка, проникаешься невероятной несопоставимостью масштабов, особенно резко ощущаемой при непосредственном переходе в новое тысячелетие. Художник "нестоличный" "употребляется" в арт-мире с непременным ярлыком города проживания, рискуя с молодых лет навсегда быть зачисленным в ряды "местечковых" талантов, — такова уж застарелая привычка деления на Центр и окраины. Однако Николай Ротко — это та совершенно объективно необходимая "остановка
Своеобразие его пути неоспоримо. Вертикаль личного художественного проекта, вектор первооткрывателя в ХХ веке часто вытесняли неспешное, "многотрудное" делание, постепенное преобразование — как собственного творчества, так и локальной художественной среды. Ротко никогда не стремился быть первым. Он отдает себе отчет в том, что искусственно, механически "изобрести", "придумать" что-либо новое в наши дни практически невозможно. Выходом в его творчестве становится "собирание" — как противоположность "установочному" индивидуализму, напору самодовлеющей логичности в искусстве второй половины века. А подобное оказывается востребованным лишь когда вспоминается о том, что под веком скорострельных вертикалей надо бы подвести итожащую горизонтальную черту.
Память — первейший творческий катализатор Ротко. Отнюдь не единичное обращение художника к тому или иному эпизоду истории искусства с целью заимствования, но бережная сохранность в подсознании уже свершившегося в искусстве как некоего сплава, из которого каждый раз необходимо выковать безусловный эстетический продукт. Именно в такой ситуации пролегает граница между присущим постмодерну поклевыванием цитат из попавшихся под руку источников — и возможным поиском Большого стиля ХХ века, заключающегося уж точно не в упрямстве "изобретать собственный велосипед", но в избирательном, продиктованным исключительно вкусом пластическом вчувствовании.
Стиль свой Николай Ротко (а на нынешнем этапе можно с полным правом говорить именно о его авторском пластическом стиле) обретал постепенно. Корни художника наших дней — во всем процессе его становления. А процесс этот неразделим с землей, на которой он формировался.
Павел Сергеев
[guestbook _new_gstb] На главную 1
3 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random; z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 46 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Бесчисленные телеигры и телевикторины, словно фиговые листки, прикрывают сегодня постыдную наготу и уродливость телевидения. Ярко "упакованные", с агрессивно-зазывающими ведущими, они словно претендуют на то, чтобы стать основной (по времени и по смыслу) составляющей телевещания.
Когда-то у нас существовала всего одна телевикторина "Что? Где? Когда?". У нее были отличительные особенности: оригинальная (а не по-обезьяньи скопированная с западного образца) концепция и по-настоящему познавательная нагрузка вопросов для участников. Но под воздействием рыночных испарений испортилась и она. Некогда милые в своей студенческой наивности "знатоки" стали вдруг надувшимися дядьками под водительством седовласого Друзя. Друзь с дочерью и друзьями стали млеть от прослушивания бесконечного музкрика "Шолом алейхем" и денежности призов (в былые-то времена разыгрывались редкие книги!). В общем, получилась местечковая передачка для узкого круга.
Но вот на экрана, сперва как единичные события ("Поле чудес"), а потом и неудержимым потоком потекли клоны американских игровых шоу в российской обработке. Бедный телезритель (а бедные у нас теперь почти все) может сейчас каждый вечер "играть" у экрана. Под воздействием отупляющих телелучей он имеет право на "Алчность", на желание "...Стать миллионером" или на нежелание быть "Слабым звеном", на грезу о том, что вот и он ничуть не хуже, чем "Последний герой" со сказочного теплого острова. То, что всему этому барахлу отдано самое прибыльное телевремя, свидетельствует как минимум о двух фактах. Во-первых, здесь выражено прискорбное отупение населения в последнее десятилетие, а, во-вторых, телевидением взят курс на еще большую дебилизацию аудитории. Разрушительно-зомбирующее действие "игр" скрыто безобидной оболочкой, пристойным видом, лексикой ведущих и участников. Действительно, это не нацистский психоэксперимент "За стеклом", не синие трупы из "Криминальной хроники", не порнография. К тому же заявлена претензия если уж не на интеллектуальность, то на широкий кругозор играющих. Но сколь проста, примитивна суть любой из названных передач!
Конечно же, телеигра внушает обывателю, что можно весьма легко, особенно не трудясь, получить "миллион". И уже тут — обман, ибо "миллион" не получает почти никто. Но главное — продекларирована возможность получить легкий куш за нехитрый багаж знаний. Да и можно ли считать знаниями ответы на вопросы типа: "Сколько копеек в рубле?" Но ответил — и ты герой. Отсюда — до веры в то, что на ваучер дадут две "Волги", — полшага. Вот эта идиотичная вера в быстрое нетрудовое обогащение и подпитывается такими "играми". Чем не "МММ" или "Тибет"?
А шоумены открыто издеваются над соискателями, называя их "алчными людьми", крича им, что они "слабое звено". Вот в этом-то и состоит суть: в игре навылет. Выиграть можно, только оставаясь самым наглым, циничным и скрытным. Как сказала одна незабвенная участница "Слабого звена": "Это ж шакалом надо стать, чтобы здесь выиграть!.." Действительно, речь идет о воспитании в зрителе и участнике способности мыслить подло, интригански, идя на любые ухищрения против ближнего ради заветного призрачного "миллиона". И зритель воспитывается готовым растаптывать на своем пути сродных ему бедолаг. Не умеющий и не желающий видеть своей тотальной обездоленности, видеть реальных воров, обокравших его, он превратился телевидением в существо жалкое, погруженное в сон разума и отчужденное от товарища по несчастью...