Газета Завтра 464 (42 2002)
Шрифт:
То утверждать я не устану:
Мне блеск граненого стакана
Милей всех кубков королей.
Сольемся, друг, ведь мы с тобой,
Пожалуй, братья — два сосуда,
И красочно живем, покуда
Полны лишь жидкостью хмельной.
На следующий вечер по дороге с теннисных кортов я, как и прежде, завернул на Площади Искусств к торговой
— Так-так, — вмиг я скумекал, — собратья-футболисты вчера после моего ухода от них явно бражничать не закончили и, похоже, гулеванили где-то всю ночку.
Руку Георгию пожав, я поставил сумку с ракетками к его камням и, ни слова ему не говоря, запечатал свой шаг к ларьку напротив — за отменно холодной жидкостью хмельной.
Кружка пива Георгия далеко не одухотворила, но от мрака внутри вполне избавила. И когда нежданно-негаданно к нему подплыла знакомая дама, он раскланялся с ней живо и весело. Дама — знойного возраста доцентша из Москвы — завтра намеревалась отбыть домой, и перед отъездом решила попросить Георгия записать в ее блокнот одно из читанных им ей на днях стихотворений.
Какие рифмы Георгия по нраву ухарям-футболистам, я уже знал. А интересно, чем он зацепил благомыслящую, судя по виду, ученую москвичку? Она позволила мне мое любопытство удовлетворить. Я заглянул в блокнот, где крупным ясным почерком Георгия было вписано аж целых двадцать строчек.
— И не поверите, вчера, в начале мая,
Мне повстречалась знаменитая Даная!
Да, та Даная, что нагая в Эрмитаже,
Лежала в джинсовых штанах на диком пляже.
— Знакомо что-то мне, гляжу я, твое тело,
Зачем, одета, на пляжу лежишь несмело?
— Да быть нагою сотни лет такая скука!
К тому ж, одной веками жить, поверьте — мука!
— Ну, одиночество твое исправить можно,
Хотя охотников найти довольно сложно.
Ведь ты полна и маленького роста —
У нас ж стандарт: там 60, здесь 90.
Не знал, что ты за столько лет осталась девой,
Нарушить это можно только с "подогревом".
Схожу-ка быстро за вином, возьму закуски,
Чтоб было все чин-чинарем у нас, по-русски.
Я побежал назад, о камни спотыкаясь,
Такому случаю судьбы все удивляясь.
Вернулся — на тебе, исчезла та Даная,
Лежит другая, малотрезвая, нагая…
У меня, крестьянина по корням, очень примитивный взгляд на всякого рода творчество: если те плоды
Личный этот мой вывод меня ни к чему не обязывал: я, изготовитель заметок про политику и политиков, не читающий вообще лирических и эпических стихов и не включенный ни в какую литературную жизнь, не должен был письменно изрекать, каков поэт Георгий Мельник. И я бы ничего не изрек, если бы не один также прошлогодний случай.
К Коктебеле есть уникальное заведение — кафе "Бубны". Оно уникально тем, что в нем нет музыки. Везде, во всех кабаках на всей набережной музыка грохочет, а в "Бубнах" — тишина. Туда народ приходит разговоры разговаривать и беседы беседовать. Средь посетителей "Бубнов" у меня полно как приятелей, так и приятельниц. И одна из них в день своего 25-летия пригласила меня в тихое кафе выпить за ее красоту и счастье.
В тот же день в литературно-музыкальном салоне Славы Ложко был вечер московского поэта-сатирика, секретаря правления Союза писателей России Юрия Лопусова. Его крутые политические эпиграммы мне по душе, его остроумно-комфортная личность мне симпатична и я, разумеется, завалился в салон, чтобы произвести ему свой читательский поклон.
На вечер Лопусова был зван и Георгий Мельник. Я оказался с ним за одним столом. Мы в меру выпили за дар Юрия Александровича, с ним вволю поговорили и с владельцем салона Ложко и, когда я вспомнил о приглашении на день рождения и о подарке для именинницы в кармане моей жилетки, было уже глубоко за полночь.
Не прийти и не поздравить милую приятельницу было бы бестактно, явиться на три часа позже — неделикатно. Прикрыть свое опоздание я уговорил Георгия Мельника, и мы побрели в "Бубны" вместе.
Там за столом именинницы Ольги нашему взору предстала молодая и уже, выражаясь словами Георгия, изрядно "подогретая" компания. Меня в ней знали все, и мне с моим спутником тотчас же нашли стулья и налили по стопке коньяка. Я не сел рядом с Георгием, а, подняв вверх руки, попросил внимания. Компания умолкла, именинница кивком головы меня на речь благословила.
Я сказал:
— Ольга, дорогая, со мной к тебе прибыл Георгий Сергеевич Мельник. Он в парке Дома творчества писателей выделывает скульптуры из камня, мы там под вечер случайно встретились и к нам вдруг снизошел голос свыше. Голос принадлежал писателю Александру Ивановичу Куприну. Он нам проглаголил: "Вы, судари, нет слов, люди темные, но и вам известно, что я некогда написал повесть "Гранатовый браслет". Замысливалась же она с иным названием. В ней не браслету надлежало фигурировать, а ожерелью. Тому самому ожерелью, которое в данный момент находится под самой высокой в парке туей и которое должно принадлежать любезной моему сердцу красавице Ольге, отмечающей сегодня день рождения. Поручаю вам забрать ожерелье и вручить Ольге.