Газета Завтра 477 (2 2003)
Шрифт:
Где-то я видел эту крупноглазую симпатичную женщину, — подумалось мне. А она улыбнулась как-то растерянно и первой поздоровалась. И я вспомнил, вспомнил все, что было в этом автобусе № 106 накануне Нового года. Ох, как горько было тогда...
Тогда на моем теперешнем месте сидел старый и, очевидно, плохо чувствующий себя человек. Было видно — воздуха ему не хватает. Я еще тогда подумал: скоро сам буду таким. Старости никому не избежать.
Взрыв искусственного истеричного смеха прервал тогда мои мысли. Хохотали два отпрыска перестройки, он и она — дети реформ и вседозволенности. Напротив них сидели
Молодая парочка резвилась. Они облизывали друг друга, поочередно шарили друг у друга внутри одежды и громогласно, с восторгом комментировали свои ощущения. Картина была удручающей. Но как можно было их приструнить, напомнить о правилах поведения в общественных местах? Они ведь сознательно демонстрировали усвоенные уроки Ханги и Фоменко, показывая свое понимание раскрепощенности и свободы.
А потом... Автобус остановился. В первую дверь вошло несколько человек. Среди них две старушки — одна на костылях с подлокотниками, и молодая беременная женщина.
Место будущей маме освободил пассажир, сидящий напротив старого, трудно дышащего ветерана. И старушке на костылях места не оказалось. Седой старик хотел было встать и уступить инвалиду сиденье, но женщина возразила и обратилась к молодежи. В ответ — очередной взрыв смеха. Наглая парочка, юродствуя, показывала на большой живот беременной женщины и, хохоча, копировала сгорбленную позу старушки на костылях.
...Сколько продолжалась эта чудовищная картина — минуту, пять? Все были как в шоке от этой отвратительной парочки. Сопляки издевались над материнством и старостью. Молодая женщина, покраснев, интуитивно закрывала руками живот, как будто защищала его от насмешки, а старуха плакала от беспомощности.
Вот тут-то и поднялся седой и больной ветеран.
Со словами: "Ну, "надежда Родины", поднимайся и освободи место инвалиду!" — ветеран, сдерживая волнение, потянул парня на себя. А тот как будто этого и ждал: с перекошенным злобой лицом вскочил с сиденья, вырвался из рук старика и стал бить его кулаком по голове. С воплем набросилась на ветерана и девица. Это был бой старого солдата с подонками. Старик явно не рассчитывал на помощь (редко кто оказывает ее сейчас слабому, терпящему бедствие, или нуждающемуся в защите человеку). Спасая голову от ударов, ветеран молча нагнулся, обхватив ноги "героя", приподнял его, и, несмотря на остервенелые удары по спине, потащил к выходу. Тут только очухались все.
У меня сдавило сердце от стыда и боли. Я крикнул: "Что же мы стоим-то, люди?!" И пошел на помощь старому отважному человеку. Тут сдвинулись с места многие. Бесчинствующих хулиганов вытолкнули из остановившегося автобуса.
Надо было видеть физиономии девицы и парня. Они были шокированы случившимся и беспомощно топтались на асфальте.
Старый солдат с кровоподтеками на лице с трудом держался за поручень у выхода, тяжело дышал и молча смотрел на сникшую парочку, а те, в свою очередь, не сводили удивленных глаз с отважного старика.
Автобус тронулся. Притихшие пассажиры устремили взгляды на ничем не приметного человека, способного в неравной схватке встать на защиту слабых.
Я предложил старику присесть на свое место. С трудом он опустился на сиденье и закрыл глаза. Из правой
Какие слова нужно сказать человеку, остановившему гнусный разгул? Кто знает?..
Вот и будущая мама, все еще прикрывая живот правой рукой (очевидно, инстинктивно продолжая оберегать его), левой достала из кармана пальто чистый платок и молча (молча!) стала осторожно стирать кровь с лица своего фактически единственного защитника.
И вот через три месяца я снова вижу ту молодую женщину, но уже с ребенком на руках.
— Я все время молилась за удивительного дедушку, — сказала она и, посмотрев мне в глаза, задумчиво произнесла:
— Ваше поколение бескорыстно и прекрасно настолько, что иногда не верится, что вы были явью. Господи, как жить-то будем без вас? Воистину: что имеем — не храним, потерявши — плачем. Вы жили просто, бесхитростно, открыто, дружно, по-русски, а сейчас — все лживо, противоестественно, беспокойно. Какая-то безысходность нависает над всеми нами…
Какое-то время мы ехали молча. Бывают моменты в жизни, когда слова вдруг исчезают. В сознании проносятся тысячи мыслей, но ты не можешь опереться ни на одну из них.
Так и тогда, в автобусе, произошло со мной что-то схожее. Как разрознены сегодня люди в России! Нас сумели сначала обмануть в 90-х годах, затем запугать и загнать в чуждую английскую крепость, называемую Домом. Большинство населения страны, закрывшись в "домах-крепостях", оказалось изолированным друг от друга, а вслед за этим лишились высоких чувств товарищества и взаимоподдержки, чистоты помыслов и соборности. Потеряли способность ориентироваться на православные заповеди.
Вновь и вновь перед моими глазами возникали одни и те же картины: старые женщины, онемевшие и окаменевшие от издевок, молодая беременная женщина, оберегающая свой живот от зубоскальства шпаны. Трусливо — равнодушно — безразличные пассажиры — и одинокий больной старик, вставший на защиту беспомощных людей от жестоких нравственных уродов.
Неужели все так просто? Неужели дело только за появлением лидера, способного поступком своим встряхнуть людские души?
ЗВОНОК С ТОГО СВЕТА
14 января 2003 0
3(478)
Date: 14-01-2002
Author: Ольга ШОРИНА
ЗВОНОК С ТОГО СВЕТА
На днях в городе Щелково умер от сердечного приступа Виктор Подсолнухов, самый обыкновенный рабочий человек сорока пяти лет. А мог бы прожить еще столько же, если бы у него был телефон.
После рождества, белым днем стало ему нежданно, безосновательно плохо с сердцем. Боли за грудиной, в руках, страх смерти. Его дочка Алина, за неимением лучшего, побежала во двор к таксофону. До пролетарского, малокомфортабельного Щелкова еще не докатилось прозападное обезьянничество, — трехминутные пластиковые, магнитные и картонные карточки, которыми уже несколько лет щеголяют наши соседи: Ивантеевка, Пушкино, Королев, Мытищи, Москва. У нас — бессрочные жетоны, оребренные будто изогнутая труба калорифера, и монеты в два рубля (в вестибюлях больниц).