Газета Завтра 509 (34 2003)
Шрифт:
Но и самому благонамереннейшему историку, обладающему научно-критическим методом, в лучшем случае только приоткрывается малая толика того, что может быть усмотрено лишь очами веры. На примере, взятом нами в рассмотрение, особенным образом видна правота слов Ницше: "Вопрос о ценностях фундаментальнее вопроса о достоверности: последний обретает всю серьёзность лишь при условии, что мы ответили на вопрос о ценностях" ("Воля к власти"). Примечательно, что в случае с Иоанном Грозным "вопрос о достоверности", ежели рассматривать его в отрешении от "вопроса о ценностях", тотчас же обессмысливается. Ибо хорошо известно, что собственно никаких архивных документов, исходящих от самого Грозного до нас не
Замечательно, что конечным критерием достоверности наш историк признаёт в конце концов "внутренние доказательства", т.е. то, что преимущественно относится к "вопросу о ценностях", к области веры. Ежели мы предварительно "уверовали", что Иоанн Грозный "полубезумный тиран, полубессмысленно производящий массовые казни собственных подданных", то ничто не помешает нам сгруппировать имеющуюся сумму исторических фактов таким образом, чтобы они "подтверждали" избранное предубеждение.
И напротив — ежели мы верим в то, что Иоанн Грозный есть православный царь, данный нам Самим Богом (что, заметим, заведомо исключает какую-либо бессмысленность действий того, кого Бог употребляет Своим орудием) и носитель самосознания верховной христианской власти, — то те же самые факты, безо всякого ущерба к их фактичности, к их "достоверности" и "документальности", окажутся способными подтвердить нашу веру.
Речь вовсе не идёт о том, чтобы отрицать, так сказать, "фактичность" казней, свершённых Грозным Царём (хотя всегда надлежит помнить, что, например, за одну Варфоломеевскую ночь в современной Иоанну Васильевичу Франции было убито больше людей, нежели за весь период "опричного террора"). Речь идёт о том, чтобы дать "факту казней" верное истолкование.
Нам представляется, что ореол "необыкновенного душегуба", усвоившийся Царю Иоанну, есть некое побочное действие известной антиномии, связанной с властью. Ибо властвовать — это очень часто означает убивать. И хотя и удостоверяет Писание, что правитель не напрасно носит меч, но (как совершенно правильно замечает С.Аверинцев) "для русских антиномии, заключённые во власти над людьми, в самом феномене власти, оставались из века в век — чуть ли не с тех пор, как Владимир усомнился в своём праве казнить, не столько задачей для рассудка, сколько мучением для совести. Так сложился культурный тип … верно описанный Волошиным:
Мы нерадивы, мы нечистоплотны,
Невежественны и ущемлены...
Зато в нас есть бродило духа — совесть
И наш великий покаянный дар,
Оплавивший
И Иоанна Грозного. В нас нет
Достоинства простого гражданина,
Но каждый, кто перекипел в котле
Российской государственности — рядом
С любым из европейцев — человек"
Не уместнее ли предположить, что все известные богомольные подвиги Царя, знаменитые его "Синодик загубленных", обильные вклады на помин душ казнённых,— всё сие есть не муки нечистой совести, а совершенно естественные проявления совести чистой; поелику Правитель, поставленный пред необходимостью употребить меч, пред необходимостью казнить, — только таким способом может проявить заповеданную всем христианам любовь ко врагам.
И ещё одно. Для христианина естественно покаяние, естественно самоокаивание, самоосуждение и самопоношение. Причём закон духовной жизни таков, что чем выше кто стоит на лествице евангельских совершенств, тем более сокрушение сердечное, тем пламеннее покаяние. Тот великий покаянный дар, коим сверхобильно был одарен Иоанн Грозный, должен был бы для нас, христиан, служить удостоверением не какого-то его необыкновенного "душегубства", но о необыкновенной его богоугодности, дерзаем сказать — о святости сего Царя.
Впрочем, верить или же не верить сему — есть, как уже сказано было, дело свободного произволения. Мы предпочитаем веру. Есть грозные на земле, есть они и на небе, и с последними первым спорить не под силу. Царь Иоанн, учиненный, как мы веруем, в числе небожителей, не стал ли более грозен для всех, покушающихся на божественные основы бытия Святорусского Царства. И да не рекут врази наши: где есть Бог их и где есть Царь их. Ибо ничто не препятствует ныне св. Царю Иоанну, "на небесех сущу", иметь "на земли" своих царских опричников, а сим последним исправлять ему "службу и правду". Имея за себя Небесную Грозу — да не убоимся от претящих и грозящих нам!
Опричное Братство св. преп. Иосифа Волоцкого
К ВОПРОСУ О КАНОНИЗАЦИИ ИОАННА ГРОЗНОГО
26 августа 2003 0
К ВОПРОСУ О КАНОНИЗАЦИИ ИОАННА ГРОЗНОГО
В эпоху смуты и кризиса, в поисках укрепления национального бытия происходит переосмысление истории, русские люди с каждым днем задают себе все более сложные вопросы, которые требуют прямых и однозначных ответов. Один из них — вызывающий среди православных поистине баталии — вопрос о канонизации Ивана Грозного.
Пожалуй, нет в истории Отечества нашего фигуры более неоднозначной, чем Грозный Царь Иоанн Васильевич. Для одних он сумасшедший тиран, для других — воплощение сакрального смысла русского Самодержавия. Примечательно, что, начиная с Иоанна Грозного, русский Царь был единственным человеком на земле, над кем Православная Церковь совершала Таинство Миропомазания дважды: как над каждым христианином — при крещении и при венчании на Царство — на дело державного служения. Не случайно, что ныне, когда кризисные явления во внутрицерковной жизни стали достаточно явственны, личность Грозного Царя стала водоразделом, разделившим паству на тех, кто за прославление Иоанна IV и тех, кто против.
Недавно вышедшая книга, сборник материалов "Иоанн Грозный: pro et contra" — подлинное свидетельство духовных процессов, страшных водоворотов духа, напряженного взыскания святости столь характерного для нас, русских. На страницах книги дискутируют известные историки, церковные и общественные деятели. Мы представляем сегодня два взгляда, два ответа на сей животрепещущий вопрос русской жизни.
Pro et contra. Святой Государь или кровавый деспот. По существу, сей выбор чрезвычайно тревожен, ибо в грядущем выбирать уже будем не мы, а Тот, Кто "поставит овцы одесную Себе, а козлища ошую" (Матф. 25; 33).