Газета Завтра 803 (67 2009)
Шрифт:
Суд идет — начали. Сначала мои поручители по очереди подписали поручительства. Каждая подпись пробивала брешь в двухлетнем каменном заточении. Потрясающе было ощущать, как их автографы размывали заколюченную и зацементированную реальность. Потом говорил я, затем мой "ангел-хранитель" адвокат Оксана Михалкина. И вот очередь дошла до стороны обвинения. Прокурорша, а-ля Роза Землячка, описав мое страшно-преступное прошлое, потребовала от суда "придерживаться принципа разумности в содержании Миронова под стражей". Разумность эта, по мысли барышни в голубом, должна была определяться исключительно мнением прокуратуры. Короче, что-то вроде жегловского "будет сидеть, я сказал".
Вернулись. Судья зачитал решение: "…изменить И.Б. Миронову меру пресечения и освободить его из-под стражи под поручительства депутатов Государственной Думы Российской Федерации". Грохнули аплодисменты, связь оборвалась. Первыми с поздравлениями — со словами "повезло тебе" — выступили вертухаи. Я вышел на тюремный этаж. Комок сдавил горло, как 14 декабря 2006 года, когда я увидел слезы мамы в Басманном суде, куда меня привезли выписывать арест. Теперь обратно в камеру, где осталось дождаться утряски всех бюрократических формальностей. Никогда так долго не текло время, как в эти последние несколько часов на тюрьме. В хате встретил Коля с искренней радостью чужой свободе. На дорожку чаек, шмотки оставляешь здесь, бумаги и часть особо памятных книг с собой. Вечером вывели из хаты, на продоле бросил казенку: матрас, подушку, железную кружку и шленку. Спустили вниз. Какой-то майор выписал справку об освобождении, вручив ее вместе с паспортом. Дальше через парадный вход, еще полчаса простоя — и черное небо свободы слякотного декабря приняло в свои объятия. Отец, сёстры, мать… Снова комок. Глупая сентиментальность. Ветер сладкой хмелью обжигает лицо, воздух — вольный, сплетенный из миллионов мазков столичной суеты. Шампанское украдкой выплескиваешь на асфальт, чтобы не опошлять градусом Божью благодать, к которой ты стремился долгих два года.
Владимир Винников АПОСТРОФ
Александр Дорин. Тайник. Лирика. — М.: Вече, Фонд им. М.Ю.Лермонтова, 2008, 128 с., 500 экз.
В моих записях от 18 июня 2006 года сохранились такие строки: "Умер Александр Дорин. Чуть не дожил до 56 лет. Смерть была мгновенной — оторвался тромб, закупорка легочной артерии…" Странно. О смертях куда более близких и значимых для меня людей никаких записей нет, а эта вот почему-то отразилась и запомнилась. Не потому ли, что была внезапной и лёгкой, на обратном пути из Сарова, где сошлись, наконец, в одну точку все линии его вроде бы недосказанной, невысказанной человеческой и творческой судьбы?
Дорин — на моей памяти — выглядел человеком абсолютно безобидным, незлобивым и даже слегка несуразным. Его как-то не принимали всерьёз и даже любили слегка подтрунивать над ним. А вот теперь оказывается — да, был у Александра Борисовича свой "Тайник", куда он бережно складывал такие привычные и такие неповторимые мелочи бытия.
"Прокружилась годов череда,
Я очнулся, как раненый воин, -
…Тёмных глаз голубая вода
Гладит молча девичьей рукою", — это из стихотворения "Эхо", посвященного дочери Ирине.
Или вот еще:
"Прошитый рваной
Век сжат и предопределён.
И знаю точно, что досрочно
Туда… я буду приглашён".
Как говорится, многие знания — это многие печали, так что никто, нигде и никогда не видел счастливого пророка. Да и нет их, пророков, в своём Отечестве. Счастье суть неведенье. Но всё равно — Александр Дорин стремился не к счастью, а к знанию.
"Я б ничего у жизни не просил,
Когда бы знал — у самого предела
Дано ль постичь бессмертию души
Последний
Чудный миг слиянья с телом?" — как будто сомневался в обещанном Евангелием Страшном Суде над всеми и над каждым некогда жившим человеком…
"Откуда путь лежит наш и куда -
Не ведают надменные поэты.
Себя считая высшим чудом света,
Они — лишь треск пугливого костра.
Но даже те, из чудо-плащаницы,
Они — лишь блик из Господа светлицы,
Лишь скрип чуть слышный вечной половицы,
Лишь след случайный вечного пера…"
Конечно, я привожу здесь лишь те строки Дорина, которые мне кажутся лучшими. А вообще-то, спасибо всем тем друзьям поэта, благодаря которым увидела свет эта книга, которые нашли слова для "Мемориала" его памяти, которые… Да дело тут даже не в стихах. В чем-то совершенно ином, по сравнению с чем сама поэзия отступает куда-то далеко-далеко. И что почти невозможно выразить и передать обычными нашими словами. Впрочем, нет, сказал, и хорошо сказал в этой книжке Алексей Шорохов: "Пока живешь, душа смертью богатеет"…
Последний раз мы виделись незадолго до его смерти — это была случайная встреча на углу двух Ботанических улиц, в Москве жарко сиял конец мая, Александр Борисович навестил приболевшую маму и возвращался в центр по каким-то своим бесконечным делам… У приехавшей откуда-то из советских годов колесной бочки-цистерны мы с ним выпили по кружке холодного разливного останкинского кваса, поговорили, что называется, "ни о чем" — и разошлись. Но почему-то мне до сих пор кажется — не навсегда. Странно…
Денис Коваленко НЕСКОЛЬКО СЛОВ В ЗАЩИТУ СТАЛИНА
Несколько слов в защиту Сталина — вовсе не оригинальное заявление, тем более, что заступников и отступников у Иосифа Виссарионовича на сегодня более чем достаточно.
И заступники есть даже там, где их по определению быть не должно — в Православной Церкви. А после случая с иконой Матроны Московской, находящейся в одном из питерских храмов, на которой святая благословляет вождя всех народов, и вовсе заговорили о канонизации Сталина, а отдельные умельцы даже и иконы смастерили и заявили, что для них Вождь уже свят, признает ли это Церковь — нет, им всё равно — они веруют. Здесь ничего не поделаешь.
Есть же в Гонконге буддийский храм Брюса Ли, где ведутся богослужения в честь голливудского актёра. Народу нужен герой — пусть даже и кинематографический. Конечно, Сталин — это не Брюс Ли. Да и речь не об этом — не о святости речь. Святость государственных деятелей сама по себе категория из сомнительных.
Когда речь заходит о епископе или о Патриархе, или о старце, пусть даже о военачальнике, — вопросов гораздо меньше, а чаще и вовсе — без вопросов. Какие могут быть вопросы в канонизации адмирала Ушакова? Выиграть такую бойню, уничтожить всю турецкую эскадру! И не потерять ни одного русского солдата! И это — морское сражение — с корабля не убежишь. Промысел Божий? Конечно. Слава Русскому духу? Без вопросов. Слава великому адмиралу? Более того — прославление. Он — избранник, чрез него воля Божия свершилась. Есть примеры подобных битв? Нет.