Газета Завтра 836 (100 2009)
Шрифт:
Вот еще история, рассказанная мне начальником охраны К.Е. Ворошилова. Он поведал: на даче его "хозяина" в Лианозово был пожар. В сейфе были деньги. Они подгорели. Он получил указание отнести их к наркому финансов Звереву и обменять. А Зверев обратился за советом к всеобщему хозяину. Никакой обмен не был произведён, а Поскрёбышев получил указание дать срочную информацию о составе семьи каждого члена Политбюро, секретарей ЦК, их заработной плате. Собрал всех и сказал: "Зачем вам так много денег, зажрались, совсем совесть потеряли, и так у вас всё бесплатно. Сократить зарплату до минимума!" А что происходит ныне?
Выбирайте пансионаты Подмосковья 10– фотогалерея.
Владимир
Юрий Михайлович Ключников, на мой взгляд, явно недооценённая творческая личность в нашей отечественной литературе. Даже у себя на родине в Сибири. Хотя его творчество высоко оценивали Виктор Астафьев, Вадим Кожинов, Станислав Золотцев, Валентин Сидоров...
Родился Юрий Михайлович в 1930 году. Поэт и прозаик с глубокими мистическими корнями, он одним из первых в России обратил серьёзное внимание на литературное наследие Николая Рериха. Я бы сравнил его самого и его творчество с творчеством такого же глубокого русского мистика, русского харбинца Альфреда Хейдока, о котором писал ещё в советское время.
Юрий Михайлович, живя в Новосибирске, никак не может считаться неким областным писателем. Впрочем, сами названия его книг говорят за себя: "Мистический Пушкин", "О назначении России", "Благая весть Новой Эпохи". Сегодня он руководит Новосибирским Духовным центром имени Сергия Радонежского. В советское время признанию его творчества мешала глубинная мистика его сочинений, "богоискательство"; в перестроечный период он со своим объективным взглядом на мир и литературу тоже не устраивал ни левых, ни правых.
Можно только поражаться, что объёмному взгляду Ключникова на жизнь не помешали те невзгоды, которые обрушились на него ещё в советское время. Впрочем, об этом пишет он сам в своих заметках "Безмолвие и лики", завершающих его новую замечательную книгу "Лики русской культуры". За одно предложение открыть на Алтае музей Николая Рериха и за попытку с группой энтузиастов самим построить этот музей его поспешили исключить из партии, запретили заниматься идеологической работой и сняли с достаточно высокой должности в новосибирском издательстве.
Но Юрий Ключников не унывал, он ушёл в простые грузчики. "Результат нашей записки властям был весьма неадекватным. Стройку (музея Рериха. — В.Б.) не запретили, но за нас, строителей, крепко взялись партийные власти, особенно за членов КПСС. А таких среди подписавших записку было трое. Нас обвинили в идеализме, богоискательстве, отходе "от принципиальных положений марксистской философии". Дело дошло до ЦК КПСС. Я же упирался, приходя на проработки с иконой во внутреннем кармане и словами молитвы в душе, которые твердил мысленно. Это помогало… В критическую минуту моё отчаянье вдруг сменилось хлынувшим откуда-то потоком радости. В сознании сама по себе возникла молитва "Господи, помилуй!" Последний акт этой партийной драмы проходил в феврале 1982 года на бюро Советского райкома КПСС Новосибирска. Секретарь райкома доложил членам бюро суть дела и, глядя мне в глаза, сказал: "Мы возились с вами почти три года, вы настаивали на том, что остаётесь на партийных позициях и лишь хотите дополнить их философией Рериха, называя её не противоречащей марксизму-ленинизму. Классики марксизма этой философии оценки не дали, а вот Иисусу Христу дали и недвусмысленную. Скажите, Ключников, как вы относитесь к Иисусу Христу?" На бюро повисла напряжённая тишина. Я тоже почувствовал момент истины, отступать было некуда. И сказал: "Если бы современные руководители СССР хоть чуточку походили на Иисуса Христа, наша страна не оказалась бы в кризисной ситуации". Секретарь стукнул ладонью по столу и закончил: "Ключников за три года ничего не понял. Предлагаю исключить из партии. Кто "за"?" "За" были все. Не стану называть фамилий, ибо действующие лица этой истории живы-здоровы. Некоторые из них находятся на высоких должностях и даже помогают строить церкви…"
Впору бы озлобиться, но Юрий Ключников скорее был открыт для прощения всех своих погромщиков, не допустил злобности в себе,
Критик, не лови меня на слове,
что, мол, славлю сталинскую жуть.
У эпохи дьявольской на сломе
я слова охранные твержу.
Если вместо тихого прощенья
осуждаешь эхо прежних бурь,
приготовься, друг мой, к возвращенью
новых льдов и старых диктатур.
Не спеши направить злобный выстрел,
рикошет ударит под ребро…
Зло, конечно, всё решает быстро,
но всегда задумчиво добро.
Вот и сам писатель с неспешной задумчивой добротой сотворил свои "Лики русской культуры". В этой книге он старается совсем по-шукшински не пропустить ничего прекрасного в русской литературе и культуре ХХ века. Он откровенно смотрит на всех своих героев радостными глазами. Из его очерков о великих русских писателях, композиторах, полководцах вырастает общий лик жестокого, трагического, но одновременно великого, героического, идеально романтического столетия. Как ни стараются это столетие и его героев перечеркнуть, удалить из истории русской литературы наши либеральные ненавистники, ничего у них не получается. И не получится. Знаковых, гениальных фигур в двадцатом веке оказывается ничуть не меньше, чем в предыдущем, пушкинско-достоевском девятнадцатом.
Увы, но и сегодня сказать об этом громко, на всю страну не дозволяется. Наша интеллигенция боится признавать величие своих же отечественных русских гениев. И потому такие книги, как "Лики русской культуры" Юрия Ключникова, являются не просто закономерным итогом писательских раздумий, но и своеобразным подвигом русского патриота. Его книга — это некая перекличка века двадцатого с веком двадцать первым, с новым, третьим тысячелетием.
Юрий Ключников, говоря его же словами, описывает в своей книге отнюдь не символическую, а реальную когорту русских атлантов, которые держали и продолжают держать на своих плечах русское небо над землёй, периодически проходящей жестокую, но необходимую чистку. Мне самому Юрий Ключников немного напоминает шукшинского "чудика", умудрявшегося всю жизнь говорить свою правду и жить согласно своим законам. Потому и в своих эссе, и очерках, о ком бы он ни писал: об Александре Блоке, о Борисе Пастернаке, о Сергее Есенине, о Шолохове или Солженицыне, — он, отталкиваясь от общепризнанного, каждый раз находит и предлагает читателю своё личное понимание того или иного русского гения, преодолевая устоявшиеся литературоведческие табу. Каждая глава предваряется стихами автора, посвящёнными своему герою. А заканчивается книга о русской культуре уже собственными размышлениями о прожитом и увиденном.
Всё, чем в своей многотрудной и многосложной жизни занимался Юрий Ключников, подходит под его же определение "умного делания". И потому его размышления о русских поэтах и писателях ХХ века, о композиторах и мыслителях, о вождях России ничуть не походят на простые литературоведческие или критические исследования, ибо за ними, как за видимой частью айсберга, и вся предыдущая жизнь неустанного умного делателя, десятки экспедиций по Алтаю, путешествия в Индию и Непал, встречи с восточными мудрецами.