Газета Завтра 882 (41 2010)
Шрифт:
Жандарм раскурил папиросу, подошёл к окну, распахнул его в наступившую ночь, затем вновь погрузился в кресло, наклонился к столу и вытряс на него содержимое своего портфеля. Несколько прокурорских запросов и объяснительных департамента полиции слетело на пол и запорхнуло под массивную дубовую тумбу. Помогая себе ногой, Джунковский извлёк из-под тумбы бумаги, поднял их и сложил в одну стопку, смешав тем самым свои бумаги и документы, оставленные на столе Адриановым. Тяжело вздохнув от осознания того, что все сии сочинения ему придётся осилить непременно сегодня, жандарм решил читать всё подряд — в том случайном порядке, как листы попали в стопку.
Поверх вороха бумаг лежало адресованное ему письмо прокурора Московской судебной палаты в
"Милостивый Государь Владимир Федорович!
Имею честь препроводить при сем Вашему Превосходительству копию сообщения Прокурора Московского Окружного Суда от 29 мая сего года за № 5268 на имя Московского Градоначальника о неправомерных по службе действиях полицеймейстера Московской столичной полиции генерал-майора Миткевича-Жолтка. При этом, вполне соглашаясь с приводимою в означенном сообщении квалификацией допущенных полицеймейстером Миткевичем-Жолтком действий и полагая, что таковые действия в связи с условиями сопровождавшей их обстановки требуют к ним особо строгого отношения, — считаю долгом просить Ваше Превосходительство, в случае возбуждения против генерал-майора Миткевича-Жолтка уголовного преследования, одновременно устранить его от должности согласно 1100 статье Устава Уголовного суда, или, не возбуждая уголовного преследования, подвергнуть его взысканию по всей строгости, соответствующей серьёзности допущенных им нарушений.
Пользуясь случаем, прошу Ваше Превосходительство принять уверение в совершенном моём почтении и искренней преданности".
"Сколько же расшаркиваний и подлых гримас в этих прокурорских депешах!" — Джунковский потянул из стопки следующий лист. Это было письмо прокурора московского окружного суда от 29 мая 1915 г., где "прегрешения" полицмейстера рисовались более хлёстко:
"Господину Московскому Градоначальнику
…Около 11 часов вечера 28 мая к Управлению I участка Пятницкой части подошла толпа и потребовала от пристава Подполковника Танасюка немедленной выдачи спрятавшихся будто бы в арестном помещении немцев и освобождения лиц, арестованных за разгром конторы фабрики Винтера. После разъяснения Пристава об отсутствии в Управлении участка таких арестованных, а также и немцев, в толпе послышались крики: "Поверим Приставу!" В это время подъехал полицеймейстер Генерал-майор Миткевич-Жолток, к которому толпа обратилась с тем же требованием, высказывая подозрение, что чины полиции говорят неправду, и заявляя о необходимости личного осмотра арестного помещения. Это незаконное требование толпы Генерал-майор Миткевич-Жолток нашёл возможным удовлетворить и разрешил толпе осмотреть камеры. После этого толпа двинулась к арестному помещению, дверь которого по приказанию помощника пристава Барабаша была открыта, и толпа, проникнув внутрь помещения, освободила из числа заключённых 6 арестантов".
"С полицмейстером переговорю лично. А сии прокуроры — форменные черти! Скольких офицеров уже сожрали, так подавай им ещё! Прежде чем везти Миткевича к государю, надо самому разобраться и для себя принять решение. А Николаю Антоновичу порекомендую представить государю подробнейший доклад, иначе его голова полетит вслед за адриановской. Так мы всех дельных людей разгоним, а работать-то кому? Всё! Читать всю сию писанину нет никакой возможности!" — и, будучи доволен своим решением, Джунковский встал из-за стола и решительно направился к выходу.
Полностью — в газете «День литературы», 2010, №10
Владимир Бондаренко ЗАМЕТКИ ЗОИЛА
Наконец-то, через четыре провальных
Нобелевским лауреатом 2010 года стал знаменитый перуанец Марио Варгас Льоса, в советское время бывший у нас культовым писателем. Не случайно при объявлении Петером Энглундом в зале шведской королевской академии наук имени Варгаса Льосы из зала раздался русский выкрик: "Наконец-то!"
Родился новый нобелевский лауреат в 1936 году в перуанском городе Арекипе. Так что он — из того же поколения, что и наши "сорокалетние" 70-х годов, по всему миру подтверждающие своё творческое долгожительство. Лауреат многих международных премий, среди них — премии Сервантеса. Блестящий стилист, умело монтирующий разные сюжеты, как кинокадры, в единое целое. Льоса выстраивает композицию своих произведений, как умелый режиссер, вплетая в истории своих героев затейливые мелодии Латинской Америки. Яркий публицист и тончайший лирик. Анархист, бунтарь. Его проза — это непрерывная песнь пусть и разгромленному, но бунту. Праву на бунт.
Выступая против "родных" диктатур в банановых и прочих республиках Латинской Америки, он одновременно выступал и против американского господства. Президент США Франклин Рузвельт однажды сказал о никарагуанском диктаторе Сомосе: "Он, конечно, сукин сын, но это наш сукин сын". Вот о таких проамериканских "сукиных сынах" Льоса и писал лучшие свои романы, от "Город и псы" (1963), публично сожжённого на плацу военного училища имени Леонсио Прадо, где он учился, до "нечестивец, или Праздник козла" (2000). Всё его творчество, вся его политическая деятельность вполне согласуются с завещанием Альфреда Нобеля, гласящего что премия должна вручаться "лицу, которое в области литературы создаст выдающееся произведение идеалистической направленности".
Об этой "идеалистической направленности" писателя, обозначенной в завещании Нобеля, почему-то забывают наши нынешние российские претенденты на нобелевскую премию. Я заметил, еще своим европейцам скандинавы Нобеля дают чуть ли не за защиту феминизма и крайние формы индивидуализма, к примеру, тем же Дорис Лессинг или Герте Мюллер. Но в других краях, от Африки до Азии, от России до Бразилии, без бунтарского запала писателя нобелевская премия уж точно никому не светит. Обуржуазившемуся Евгению Евтушенко с его воспеванием рыночной экономики в рядах нобелиатов не бывать никогда.
Тут уж скорее могут появиться шансы у Эдуарда Лимонова или Александра Проханова, не менее Льосы или Маркеса участвующих в оппозиционной общественной жизни России. Да и былые наши лауреаты получали Нобеля во многом благодаря запалу оппозиционности, "левому" или "правому", от Ивана Бунина до Александра Солженицына, от Бориса Пастернака до Иосифа Бродского. Да и Михаил Шолохов стоит в том же ряду.
Вот и знаменитая плеяда латиноамериканских прозаиков, знакомая нам с советских времен, от Кортасара до Льосы, от Маркеса до Борхеса, была не только новаторской по стилистике, но и бунтарской по накалу страстей. Борхес был ультраправым радикалом, Маркес — ультралевым, но все они дружно ненавидели буржуазное болото. До Льосы нобелевскую премию получали из этой плеяды колумбиец Габриель Гарсиа Маркес и мексиканец Октавио Пас. Видно, и вправду, "Бог Троицу любит".
Честно говоря, не понимаю: наши литературные либералы не реже меня ездят по миру и прекрасно видят все тот же, а то и более яростный, чем прежде, напор бунтарства у интеллектуалов Запада. Видят, кого западные мастера искусства ценят среди мусульманских, китайских, арабских, славянских, латиноамериканских художников слова. Прекрасно знают о позициях Гюнтера Грасса или Фредерика Бегбедера, Мишеля Уэльбека или Милорада Павича, Умберто Эко или Гао Синьцзяна. Но по-прежнему рвутся в гламурные богатенькие журналы и издательства, по-прежнему отказываются от любой "идеалистической направленности". Так о каких же Нобелях могут мечтать разжиревшие любители постмодернистского покоя?