Газета Завтра 894 (1 2010)
Шрифт:
После чего началась вакханалия российской околополитической тусовки — то есть главным образом тех нескольких тысяч политически подкованных интернет-юзеров всевозможной направленности, которые убеждены, что все процессы в мире так или иначе замыкаются на Кремль (Белый Дом, британскую королеву, ZOG, инопланетян), и считают своим долгом давать оценку любому событию на планете Земля с точки зрения личной иерархии ценностей. Получилось очень смешно: победой своей российская молодежка умудрилась вызвать одновременный гнев всей "разъединенной оппозиции": коммунистической и либеральной. И чем ближе был финал, тем сильнее становилось "бурление в интернетах".
Вот наши
В следующих двух встречах, забрасывая в каждой по восемь шайб, сборная Россия громит норвежцев и чехов и проходит в четвертьфинал. Возглас с левого фланга: "Стыдоба! Вползли на тоненького! Вот во времена СССР всё было по-другому!" Плач из стана "изряднопорядочных": "Опять Газпром всё купил, опять на лапу дали!"
В четвертьфинале с огромным трудом, уже в овертайме, Россия берёт верх над финнами. И вновь звучит старая пластинка "борцов с режимом": "Эрефию за уши тащат в финал, чтоб отвлечь народ от ЖКХ и Манежной площади!" Им вторят "граждане мира": "В то время, как в кремлевских застенках томится Немцов, русская шваль под салат оливье пялит зенки на какой-то хоккей!"
Полуфинал со шведами: проигрывая за две минуты до конца третьего периода, наши умудряются свести дело к ничьей и в итоге победить по буллитам. Тут уж на левого оппозиционера страшно смотреть. Отрываясь от монитора, он восклицает патетично: "Я не желаю глядеть на то, как без-пяти-минут-миллионеры резвятся в заокеанской забаве!" Его собрат по несчастью, адепт "Стратегии-31" и почитатель "Эха Москвы", лишь разочарованно всхлипывает: "На деньги налогоплательщика — пир во время чумы!.."
И наконец — финал! Фантастические двадцать минут в конце матча. Слёзы трибун. Российский триколор нависает над Кленовым Листом и Звёздами. Звучит гимн — и двадцать юных глоток, упиваясь величайшей в своей жизни победой, истошно горланят, невпопад и без всякого слуха, старательно заученные строчки, с вызовом жестикулируя прямо в камеру, чтобы весь белый свет зарубил себе на носу: "Россия — священная наша держава! Россия — великая наша страна!.."
"Я презираю власовскую тряпку!.." — мычит ошеломленный "советист". "Я ненавижу сталинский гимн!.." — стонет "несогласный" в потрясении.
"Будущая энхаэловская мразота получила аванс!.." "Быдлячьи хари — да с золотыми медалями!.."
"Не забудем!.." "Не простим!.."
И хором: "Сколько же будет фартить этой проклятой рашке??!"
...Ну, а я, пожалуй, отдам сына в хоккейную секцию. Чтобы Родину любил, по улице не шлялся и мужиком вырос.
Алексей Касмынин МАТЕРИАЛИЗАЦИЯ МЫСЛИ
В Музее Архитектуры имени А.В. Щусева проходит выставка "Мы создали из Москвы столицу", посвящённую 80-летию Моспроекта-1. На выставке представлены работы архитекторов тридцатых годов ХХ века, создававших шедевры советского монументализма. Многие из представленных проектов были воплощены в жизнь, но именно на этой выставке можно увидеть ход развития проекта реконструкции
Этот дом мы уже видели, таких полно на севере, на востоке, в Москве, вдоль железной дороги, тянущейся на юг. Повсюду нас встречает один и тот же вид балконов, покрытие наружных стен, даже краска, которой покрыта штукатурка бетонных блоков.
Уже построенный, сданный в эксплуатацию дом, конечно же, превращается в совсем иной объект, напоминающий улей или муравьиный холм; проходит год, два, десять, и он становится уникальным. Кто-то провёл по стене баллончиком линию, тут пошла трещина, которую замазали прошлой весной, здесь поменяли окна, а там застеклили балкон. И вот перед вами словно бы вылепленный из некоей "строительной субстанции" объект, подобно поношенной паре обуви, отражающий быт жильцов. Кажется, что если дотошно снять тончайшие внешние показатели с этого строения, то удастся восстановить картину жизни обитателей коллективного жилища, подобно тому, как нам удаётся частично заглянуть в прошлое, исследуя поперечный срез ствола дерева.
Пешая прогулка по городу — это всегда созерцание. Город никогда не остаётся статичным, пусть в нём полно однотипных домов, но они изменяются, как настоящий лес. Где-то за прошедший год отреставрировали крышу, а где-то снесли старый бревенчатый дом. Узкие улочки, нависшие над головой деревья, — каждый район неповторим и несёт собственную уникальную атмосферу. Иногда удаётся найти такие места, которые вообще невозможно было бы представить. К примеру, автобусный парк, окружённый пирамидальными тополями на набережной Москвы-реки, неподалёку от метромоста, соединяющего станции метро "Коломенская" и "Автозаводская". Этот клочок пространства как будто бы был перенесён туда откуда-то с юга, где пирамидальные тополя посажены вдоль каждой дороги, пролегающей сквозь бесконечные пространства полей и степей.
Районы, сформировавшие собственную атмосферу, накапливают её, постепенно переставая быть обезличенными "микрорайоном №7" или "Заводским городком". Такие места становятся для посторонних местом нахождения "булочной на углу" или "выгодного продуктового, где в среду завоз овощей", а для жильцов — родной улицей, родным домом. Их настроение — некое умиротворение, сон, погружение в быт и частичный уют. Они приземлены и в чём-то меркантильны. Есть, конечно же, проекты "особого назначения", когда посреди района высятся несколько статных высоток из отборного светло-оранжевого кирпича с огромными окнами, нередко окружённые заборами. Кажется, что они застыли во времени, словно монолиты, демонстрируя особый статус, но в сердце их проекта неизбежно кроется зерно приземлённости, направленности на повседневность — и в конечном счёте они также оказываются втянуты в бытовую атмосферу окружающих их простеньких построек.
Такие улочки тянутся сетью сквозь пространство города, зоны переходят одна в другую, сменяются окружения и смыслы. Здесь в многоквартирном доме расположено множество небольших телерадиокомпаний, вся западная стена сплошь покрыта всевозможными антеннами, там — китайское общежитие, возле подъездов летом стоят велосипеды, на балконах постоянно сушится одежда, все окна — обыкновенные, деревянные.
И вроде бы эти антропогенные пространства бесконечны, но вдруг они резко обрываются, упёршись в огромный проспект, по которому стремительным потоком мчатся автомобили. Деревья больше не скрывают небо, в ясный день оно пронзительно-синее, словно специально созданное быть фоном точёным линиям. На фоне этого подчёркнуто чистого пространства, наполненного глубиной, высится странное кирпично-красное строение — здание Наркомзема.