Газета Завтра 912 (19 2011)
Шрифт:
Поистине богатство воображения нашей прокуратуры необъятно, а главное — неподконтрольно ни нормам Конституции, ни здравому смыслу вообще.
В книге белая раса не восхваляется мною, как сказано далее, а лишь приводится соответствие антропологических типов очагам создания цивилизации. Опять же, на основе советских первоисточников. Никакой "уничтожительной критики" других рас я в своей книге не давал, а лишь приводил цитаты классиков естествознания в соответствии с канонами научного произведения. Ещё большей глупостью выглядит якобы мое утверждение о "животности" отдельных рас. Я, как последовательный дарвинист (в соответствии с моим советским образованием), всегда и везде открыто
Последний перл состоит в том, что суд установил, что "высказывания, допускаемые автором книги, могут привести к экстремистским проявлениям". То есть еще не привели, но могут. И к каким конкретно проявлениям? Ибо понятие "экстремизм" современным законодательством трактуется очень широко. Может быть, на основе материалов моей книги произошли убийства, волнения, беспорядки? Нигде, ни в материалах экспертиз, ни в постановлении суда, ни о чём таком не упоминается. Всюду видны лишь рецидивы нездорового воображения стороны обвинения. Напротив, перенесение такого рода измышлений в область юридической практики, как известно, и составляет суть подлинного экстремизма. "Цензура запрещена", — так дословно записано в Конституции нашего государства. А на основе всего вышеизложенного видно, что основой для судебного делопроизводства послужил политический заказ со стороны сил, пытающихся нарушать конституционные нормы в этом ключевом вопросе настоящей демократии.
Я прошу уважаемых соотечественников всеми возможными способами поддержать меня в подобной печально сложившейся ситуации, потому что завтра она, увы, может коснуться каждого.
Борис Лизнёв -- Первый план
Ещё недавно съёмочной группе, занятой производством документального кино, не составляло особого труда отправиться в дальнюю экспедицию или командировку. Теперь же это зачастую превращается в серьёзную проблему. Изменилось отношение к документальному кино, которое демонстрирует действительность такой, какая она есть. На сегодняшний день процветают лишь окологламурные игровые жанры и заказные конъюнктурные псевдодокументальные проекты, созданные для массового показа по центральным телеканалам.
Сметы на фильмы не выросли, а цены, тем не менее, поднялись как минимум раз в пять. Поэтому поездка на Дальний Восток или в Сибирь превратилась в настоящее испытание. Ведь нужно не только куда-то добираться, чтобы безвылазно засесть в точке назначения, но и путешествовать по прилежащей местности, а потом ещё монтировать фильм, озвучивать его.
Я оказался в похожей ситуации. Мне нужно было отправиться в Улан-Удэ. Это мероприятие приходилось очень тщательно планировать, постоянно размышляя над тем, как перемещаться, где жить. В итоге я вышел на местных казаков, которые обещали помочь, повозить съёмочную группу по всем старообрядческим местам. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что сдюжим.
Казаки встречали нас в аэропорту. Атаман поприветствовал нашу съёмочную группу. Рядом с казаками всё время находился человек с очень воодушевлённым лицом, который, казалось, ловил каждое наше слово, его глаза просто
Атаман представил его нам. Этого человека звали Василий, и он согласился развозить всю съёмочную группу в течение недели, назначив за свои услуги весьма и весьма условную цену. Практически бесплатно — в Москве за такие деньги, пользуясь такси, вряд ли можно добраться даже до площади трёх вокзалов.
Василий сам вызвался на это дело. С самых первых минут знакомства он постоянно проявлял к нам какое-то особенно дружественное отношение. А я не мог понять, откуда такой интерес к нашей съёмочной группе, тем более в условиях современности, когда никому ни до кого нет дела, все постоянно заняты.
И в первый день нашей работы, пока мы ехали на место съёмок, он сказал нам: "Ребята, я вас ждал двадцать лет!". Я тут же спросил его, как это может быть?
Выяснилось, что двадцать лет назад в Улан-Удэ приезжала группа Свердловской киностудии, снимали документальный фильм о природе этих мест. Василий целый месяц развозил их, целый месяц жил со съёмочной группой, общался. Как он признался, это было самое счастливое время в его жизни.
За тот месяц он успел стать подлинным членом группы, многое узнал, вошел в процесс. Кино тогда любили все, был энтузиазм, была романтика. Директора предприятий, армия всегда помогали кинематографистам, кино становилось общим делом. В это общее дело влился и Василий. Ощущение сопричастности к чему-то значимому, огромному запомнилось ему на всю жизнь.
В тот самый момент я понял, что от меня многое зависит. Я ни в коем случае не должен был разочаровать этого человека. Ведь он ждал нас двадцать лет! Каждый день он приезжал очень рано, за час до назначенного времени, и стоял у гостиницы. Он возил нас по деревням до самой поздней ночи. Однажды мы не успели снять луну, тогда он придумал, как обогнать её, объехав гору.
Василий проявил максимум изобретательности, и я каждую секунду чувствовал собственный долг перед ним. Всё, что знал о жизни, о мире, о кино, я выложил ему. Василий постоянно потирал руки, иногда даже отпуская руль, и повторял, что теперь в гараже на месяц разговоров будет. Он впитывал всё, что происходило.
После съёмок Василий постоянно задавал вопрос: "Ну так что же? Я сбегаю?" Имелось в виду, что он сейчас отправится в гастроном. Василий запомнил, что кинематографисты отмечали каждый съёмочный день. У меня не было так заведено, но я не мог отказать. Это был бы конец, разочарование, крах надежд и ожиданий. Поэтому каждый день Василий возвращался из гастронома, и мы сидели до трёх часов ночи.
Василий, со своей стороны, рассказывал нам о том, что творится в Бурятии, как люди старшего и пожилого возраста чуть ли не с ностальгией вспоминают тридцать седьмой год. На то время бурятами был намечен своеобразный национальный переворот, они начали занимать все руководящие места, в том числе в милиции, и русские понимали, что будут вырезаны. Но приехали сталинские соколы, и на много десятков лет проблема была решена. Поэтому старики вспоминали тридцать седьмой год с большим уважением, — ведь сейчас в Бурятии снова начало происходить что-то подобное.
Когда Василий провожал нас к аэропорту, в его глазах стояли слёзы, он говорил, что теперь ему воспоминаний хватит ещё на двадцать лет. Видно было, что так оно и есть. Романтизм, чувство товарищества, сопричастности к общему делу, — Василий вновь соприкоснулся со всем этим, но и мы тоже вспомнили былое. Невидимые нити товарищества связали нас всех навсегда. И вроде бы ещё совсем недавно это воспринималось как должное…
Полная аудиозапись монолога: