Газета Завтра 923 (30 2011)
Шрифт:
Поступила на заочный, но родила от своего коллеги, который любил, но не строил серьёзных планов. Не отчаялась. Учёбу, как думала, отложила. Оказалось — бросила. Когда была в декретном отпуске, тут, что называется, всё и началось — перестройка перешла в катастройку. Комнату, в которой жила с ещё одной девочкой с завода, отдали Вере, матери-одиночке, успела последние советские блага в жилищном вопросе ухватить.
Предприятие закрыли. Не досидев до конца декретный отпуск, пошла работать. Знакомые устроили домработницей к англичанину, представителю одной из фирм. Ребёнка оставляла с соседкой. Слава Богу, сын мало болел. До сих пор Вера, хотя почти двадцать лет прошло, тепло вспоминает Гарри. Он жил один, работы по уборке квартиры было не так много, своё бельё он носил в чистку. Так
Всё было хорошо, пока Гарри не завёл себе подругу из местных. Дама переселилась в его квартиру, и работы добавилось в разы. Элеонора требовала каждую неделю мыть окна (а их в квартире было пять), стирать и гладить не только их с Гарри белье, но и приносимое от своей мамы, которой трудно самой стирать. Потом, правда, сказав, что не хочет таскать туда-сюда белье, Элеонора вменила в обязанность домработнице раз в неделю ходить к её маме и выполнять всю домашнюю работу и там. Вера должна была также покупать продукты на рынке, где дешевле, готовить каждый день обед из 3-х блюд. О подарках нечего было уже и помышлять. Элеонора ввела систему штрафов, наказывая рублём, стимулируя домработницу рыночными методами. Оштрафовала как-то даже за то, что Вера не на ту полку положила выглаженные рубашки: якобы пара, собираясь с театр, не могла найти, в итоге успела только ко второму отделению… Копеечные доходы, поскольку цены росли, а зарплата была "стабильной", стали нищенскими. Гарри только смущённо улыбался, когда в редкий раз видел домработницу.
Вера стала подумывать о другой работе, но её пришлось не просто подыскивать, но искать: Гарри скоропостижно, что называется, завершил деятельность в России, уехал, а Элеонора отправилась обратно к маме.
Новое место ей подыскала подруга: в хорошей семье, где молодая мама занималась аптечным бизнесом, были уже няня, повариха, нужна была помощница для уборки, стирки, глажки. Зарплата была относительно неплохой — позволяла сводить концы с концами.
Если в последнее время у Гарри работала по 9 часов в день, то здесь больше 6 часов не приходилось. Хорошо. До тех пор, пока… Хозяйка родила ещё одного, а в это время — кризис. Семья кинулась в жёсткую экономию, уволила пожилых няню и повариху, оставив молодую Веру, и все обязанности легли на неё. К тому же приходилось мотаться за город, где "обедневшими" аптекарями был выстроен особняк. Зарплату не повысили, а работала Вера уже по 10 часов в день. И уже мечтала только найти работу, на которую не приходилось бы мотаться за город на электричках, таская туда и продукты — богачи тоже были рачительны, старались не покупать продукты в дорогом магазине элитного посёлка.
Работу нашла. Опять же через приятельницу. Бывшая преподаватель института нефти и газа стала работать в нефтяной компании, что позволило ей нанять домработницу. Интеллигентная, обходительная, она дружила с соседкой Веры. И та порекомендовала золотую просто и женщину, и работницу. В трёхкомнатной квартире жили Полина, ровесница Веры, её муж и сын-школьник. Полина очень обрадовалась такой помощнице. Вера тихо приходила, мыла, стирала, гладила. Хозяйка любила до работы попить с Верой кофе. Делилась: полгода у неё работала женщина, которая съедала все из холодильника (готовила хозяйка сама), за мытьё окон требовала по 100 долларов, была неаккуратна и часто не являлась, хотя месячную зарплату получала исправно. Полине, доценту, дочери офицера, неудобно было призывать к порядку, неловко было удерживать зарплату за неотработанные дни. И она нарадоваться не могла на появившуюся исполнительную Веру.
О том, что нефть дорожает, Вера знала не из биржевых сводок, а по той важности и значимости, которой наполнялась бывший доцент, а нынешний помощник генерального директора компании по продаже нефти. Уже никаких чаепитий с домработницей, никаких душевных бесед о своём, о женском. Уже помыкания и недовольства. Круг обязанностей расширился. И стал включать готовку, посещение химчисток, ателье, ЖЭКа, сберкассы. В орбиту забот опять включились
Вера рассказывает как-то буднично обо всём: везде одно и то же. Тебя принимают на работу, очертив круг обязанностей. А потом этот круг расширяется, а зарплата не повышается. Вот и у Полины, некогда интеллигентной преподавательницы, за 8 лет уборка одной квартиры вылилась в 4: нефтяная заправила купила квартиру соседей, то есть это уже две квартиры, купила квартиру папе — туда надо ходить раз в неделю, приобрела квартиру повзрослевшему сыну — и там наводи порядок раз в неделю, куплена дача, куда Вера едет в четверг вечером с ночёвкой, чтобы к приезду хозяев в пятницу всё убрала и приготовила. Получает 22 тысячи рублей, не имея права ни на больничный, ни на оплачиваемый отпуск. Чужие деньги никто не считает. Не считает их и Вера: Полина при ней зачитывала договор юристу, из которого следовало, что заработная плата хозяйки составляет 754 тысячи рублей в месяц. Вера решилась и попросила добавить к её тогдашним двадцати тысячам хотя бы на проездной. Хозяйка поворчала и добавила две, не преминув сообщить, что Вера получает больше профессора.
Уходит на работу Вера в семь утра, приползает домой, как сама выражается, в 8 или 9 вечера. Если бы не соседка, присматривавшая за сыном, неизвестно, как и в кого бы он вырос.
Раньше, когда была заводской рабочей, летала к себе домой каждый год. Сейчас — раз в три года на поезде плацкартом на неделю: больше, чем на 10 дней капиталистка-нефтяница не разрешает отлучаться. Ни о выставках, ни о концертах, ни о музеях, на которые с такой охотой бегала, и речи не идёт: и времени нет, и сил, и средств.
…Как-то посмотрела аттестат зрелости хозяйки: у той было три тройки, а у Веры — ни одной...
Лучшие предложения: гостиницы сочи цены и качество отличные!
Юрий Рябинин -- Легенды московских кладбищ
Когда я рассказываю малознакомым людям о том, что у меня вышла книга по истории московских кладбищ, на меня смотрят с удивлением и даже с некоторым смущением. Спрашивают, что же послужило причиной взяться за такую мрачную тему. И мне каждый раз приходится перед ними почти что извиняться, как будто бы своим упоминанием о кладбищах я испортил кому-то настроение.
Разъяснения мне приходится начинать издалека. Изначально объясняю людям, что я коренной москвич, что мне дорога моя малая родина и поэтому стараюсь рассказать о Москве то, чего никогда не рассказывали до меня. По-моему, это естественно. О кладбищах писали мало, потому что в советское время это было практически запретной темой, как будто данной стороны жизни не существовало.
В целом на моё решение заняться москвоведением повлияла моя бабушка с тремя классами образования. Так же как и я, коренная москвичка, она рассказывала мне всяческие старые московские байки, бывальщину. Например, от неё я услышал историю о том, как у Белорусского вокзала она купила дрова и везла их на телеге по всей Тверской улице до самого Кремля, и дальше до дома. Моё воображение рисовало эту картину: парадная Тверская улица, по ней на повозке едет бабушка, тогда ещё молодая женщина, и понукает лошадёнку.
Наслушавшись таких вот историй, я вдруг почувствовал себя причастным к московской старине и стал писать на эту тему. Вначале у меня получались стандартные материалы и очерки о всяческих известных домах, местах и тому подобном, себя я ещё не нашёл. Затем совершенно случайно ко мне попала небольшая газета "Приходские Вести", выпускаемая храмом Всех Святых в Красном Селе. Там просто так, безо всякой цели, я опубликовал три очерка о московских кладбищах: Введенском, Новодевичьем и Алексеевском монастырском.