Газета Завтра 923 (30 2011)
Шрифт:
– - Сделали всё возможное...
70-тилетие начала Великой Отечественной Войны оголтелые десталинизаторы "отметили" новыми нападками на роль Сталина в истории России, обвинив его в поражениях лета-осени 1941 года.
О реальной роли Сталина и его решений в предвоенный период, мы беседуем с историками-антиревизионистами Алексеем
"Завтра". Итак, начнём с главного вопроса: виновен ли Сталин в принятии роковых решений, которые привели к разгрому РККА в приграничных сражения лета 1941-го года?
Алексей Байков. Начнём с того, что разгром Красной Армии в сражениях у границ был результатом решений Сталина. Это совершенно ясно — поскольку он был руководителем советского государства. К нему сводилась вся, как ныне модно говорить, вертикаль власти.
Вопрос же вины Сталина в поражении Красной Армии летом 1941-го года — это отдельный вопрос.
Что мы видим? Начнём с главного — Сталин это единственный человек в СССР, который мог принять ключевое решение — начать мобилизацию.
О чём идёт речь? Объявить мобилизацию — это значит дать приказ призвать резервистов в войска, дать приказ перевести промышленность на военные рельсы, дать приказ забрать из народного хозяйства трактора и автомобили в армию и так далее, и тому подобное.
Сталин был единственным человеком, кто мог сказать: всё, с этого момента мы становимся воюющим государством.
Но, понятно, что даже при самом авторитарном режиме один человек всем управлять не может. Даже самый талантливый и незаурядный "диктатор и узурпатор" будет принимать решения на основании неких подсказочек, некоего обобщённого коллективного мнения его советников из разных областей знания.
В частности, по вопросам мобилизации, кроме мнения военного руководства, такой руководитель должен опираться на данные разведки. При этом речь идёт об очень тонких материях — потому что по ряду причин, о которых мы поговорим чуть позже, мобилизацию необходимо объявлять в тот момент, когда промедление смерти подобно — ни раньше, ни позже.
Сталин действовал на основании тех сведений, которые ему поставляла наша внешняя разведка. А наша внешняя разведка, как сейчас это стало известно после опубликования некоторых сводок и документов, вопреки мифам, некоторым образом ошиблась с определением масштабов концентрации и темпов развёртывания немецких войск в непосредственной близости от нашей границы. Сетования на то, что Сталину много раз соообщали, что война начнётся именно 22-го, а он не послушал, смехотворны хотя бы потому, что о "точной" дате начала войны был просто вал сообщений и, например, о том, что война "обязательно начнётся 15 мая", сообщений было больше.
Но по обобщённым
А что такое мобилизация? Это прежде всего удар по народному хозяйству. Применительно к весенне-летнему периоду это обозначает срыв сезона сельхозработ. На Сталине лежала тяжесть принятия ключевого для жизни страны решения, при этом выбирать ему приходилось из двух "хуже". Ошибёшься — голод, не ошибёшься — всё равно плохо, война.
При этом необходимо отметить, что всё что можно было сделать по-тихому, мы сделали. И даже начали собирать группировку на границе для отражения возможного германского нападения — примерно с начала мая 1941-го года, но уже было поздно.
"Завтра". Возможна ли была альтернатива? То есть какая-то такая последовательность решений, при которой Красная Армия окажется в состоянии разгромить немцев в приграничном сражении и перенести войну на территории, контролируемые рейхом?
А.Б. Да, разумеется — теоретически при максимально благоприятном развитии событий, если бы мы начали создавать группировку в начале марта, а немцы бы этого не заметили и ничего не предприняли бы, то Красная Армия могла бы разбить вермахт в приграничном сражении и продвинуться на Запад. Но и в этом случае быстрой и бескровной войны не получилось бы. Поскольку, например, наши мехкорпуса не являлись эффективными механизмами современной маневренной войны. Немецкий опыт разгрома Франции был, к сожалению, воспринят в СССР неправильно. Это привело к созданию механизированных корпусов, громоздких и плохо управляемых, где было очень много танков, мало пехоты и ещё меньше — частей снабжения.
Понадобилось два года боёв, чтобы появились наши танковые корпуса и армии с практически идеальной на тот момент организационно-штатной формой. Именно после того, как у Ставки появились в достаточном количестве эти инструменты войны, немцы стали терпеть раз за разом всё более катастрофичные поражения, которые привели к крушению рейха. Достаточно вспомнить операцию "Багратион", где во многом именно в результате маневренных действий наших танковых армий и корпусов была практически уничтожена немецкая группа армий "Центр", а группа армий "Север" была до конца войны изолирована в Курляндии. Эта катастрофа вермахта вполне сопоставима с киевской катастрофой Красной Армии 1941-го года.
Возвращаясь к ситуации 1941-го года, можно уверенно сказать, что, если бы группировку начали собирать в начале марта, и мы опережали бы немцев в темпах развёртывания, то в конце июня Красная Армия выиграла бы приграничное сражение.
Но есть одно "но" — всё это время немцы должны тупо следовать утверждённым заранее планам и не реагировать на изменение ситуации. Вот это "но", и является тем, чего упорно не хотят понимать Солонин и прочие ревизионисты всех мастей.