Газета Завтра 926 (33 2011)
Шрифт:
В знаменательные даты виновнику обычно кричат: "Многая лета!" Я же просто скажу: "Здравствуй, Тимур! Здравствуй долго и плодотворно на радость нам всем!"
Елена Антонова
…Если только можно, Авве Отче,
Чашу эту мимо пронеси…
БОРИС ПАСТЕРНАК
Что
Иль домик у реки — на самом крае рая?..
Z.
…Я устал от русских наших бескрайних бед…
И ноздри, глаза, уши и душа моя
наполнены дымом несметных пожарищ…
И уже близок последний пожар
Всея Руси Тысячелетней…
Уже… при дверях огнь пожирающий стоит…
И вот я приехал на Кипр, чтобы очарованно бесшумно анонимно упокоиться умереть в одном из древлих блаженных виноградных монастырей…
Но!.. Вот она!..
…Младая полунагая мать — девочка сама ещё — с коляской бредёт плывёт по кипрской приморской летней пустынной от полуденной жары аллее аллее мандариновой апельсиновой…
О Боже!..
Новорожденный молочный агнец спит сладко разметавшись безвинно раздольно ангельски от жары сладко млея прея улыбаясь…
А она глядит на меня талыми васильковыми русскими забытыми глазами — на Кипре нынче много русских да и в иных странах много русских беженцев несчастных…
А она в одном купальнике золотистом почти нагом обнаженном призрачном, чрез который как туманная косточка в перезрелом златом персике иль винограде сквозит загорелая сокровенность телесность курчавость её… подстриженный ухоженный лакомый газон лужайка тайная родник жизни вечнопульсирующий, лоно несметное, из которого исходят все человеки, и куда яро устремляются спелые мужи, как бабочки на сладкий огнь…
О Боже…
Где-то она загорает плещется нагая, а я не знаю…
И русские захожие детские невинные очи очи её тало текут как у всех младых кормилиц матерей рожениц недавних
И губы напоённые избыточные и груди едва не разрывают едва не раздвигают едва не разрушают тугой купальник
И груди пылают пирамидально округло и соски кишащие чешутся от губ сосунка сиреневые питающие рвутся томятся напоены чрез воздымающийся купальник
И груди готовы кормить истекать исходить млеком родильным первозданным
О Боже… чудится мне, что я младенец сосущий у сосков моей матери…
Я гляжу на неё, тоскую,
Тело грешников — вино дурманное… и душа грешников дурманная…
А меж грудей её, меж двух горячих песчаных верблюжьих барханов, меж двух русских снежных ледяных холмов живодышащих холомов — золотой крестик колышется, колеблется, живёт, воздымается… разве может он закрыть укротить бушующую плоть её…
А под крестиком смоляная родинка лучится маслянистым антрацитом… родинка пылает…
И я вспоминаю древнеперсидских поэтов, сладостно неудержимо болезно непоправимо неизъяснимо воспевающих эту несметную родинку:
Если та ширазская турчанка
Заберёт моё сердце с собой —
За одну её чёрную родинку —
Я отдам Самарканд с Бухарой…
А я что могу отдать?.. Усталую жизнь мою, уже готовую к смерти?..
А я гляжу на эту вечную ненасытную родинку и — о Боже!.. прости мне — хочу по-щенячьи лизать, лелеять её пересохшим языком моим…
Язык мой чует, алчет её…
Я чую, как задрожит она переспело, томно, змеино, гулко, как древо от топора, если я возьму губами родинку её…
О Боже… Но крестик сокрывает родинку…
Но кроткий золотой небесный малый крестик сокрывает умиротворяет великий земной соблазн…
Но сокрывает ли?..
О Боже!.. Где я? что я?..
На далёком Кипре, где некогда бродили вечные апостол Павел и Лазарь воскресший, а теперь бредём тленные я и она…
И они брели Тропами Вечной Мудрости в Царствие Небесное… И нам завещали Эти Тропы…
А куда бредём мы, слепцы, по пыльной аллее соблазна искушенья под апельсиновыми и мандариновыми златоплодовымии златоблаженными деревьями?..
…А я одиноко бреду по пустынному полуденному пляжу и вот с ней встречаюсь… схожусь… сшибаюсь… насмерть… задыхаюсь… радостно…
И я был сладко хладный, готовый к смерти в каком-нибудь древлем кипрском монастыре, а вот вдруг увидел её и задыхаюсь блаженно замираю маюсь стражду и радостно умираю от счастия внезапного, словно дальная младость встала предо мной на пустынной пылкой жаркой аллее апельсиновой мандариновой одинокой приморской…
И эта аллея — аллея дорога необъятная земного соблазна, а не тропа узкая небесного упокоенья… спасенья…
О Боже… как необъятен сладок грех… как узка тропа спасенья…