Газета Завтра 926 (33 2011)
Шрифт:
Люди, которые там жили, существовали как бы каждый внутри своего жанра. Кто-то был драчуном, а кто-то певцом или гармонистом. Кто-то молчалив, другой же болтал без устали. Были и вруны, подначники, разыгрывальщики. Без них, наверное, стало бы скучно, и жизнь потеряла бы полноту.
У нас в деревне жил Фёдор Кузьмич, он был настоящим художником вранья. Мог обмануть любого, но никто при этом никогда на Кузьмича не обижался.
Сразу вспоминается один случай. Идут бабы с работы. Навстречу Кузьмич. Бабы ему, улыбаясь: "Кузьмич, обмани нас". — Да зачем вы мне нужны? — отвечает Кузьмич. "Ну обмани, что тебе, жалко что-ли?" — Да спешу я. В Красной Слободе рыбу мороженую привезли. "Как рыбу? Какую?!" — Да там и треска, и хек, и окунь, даже омуля подвезли. В общем,
Потрясённые женщины тут же кинулись в Красную Слободу. Кузьмич специально выбрал самую дальнюю деревню, до неё километров пять. По дороге женщины назанимали денег, и, прибежав, стали спрашивать на площади: "А где тут рыбу-то привозят?" Им отвечали: "Какую рыбу? Никакой рыбы не привозили. А кто вам сказал о ней?" — Кузьмич. "Ну, так он же вас обманул". — Ой, и правда!
Его родственник Витька тоже был не прочь разыграть односельчан. У нас жил ветеран войны Николай Авраамович. Молчун. Интересен был тем, что всегда ездил на телеге, впрягая лошадь. Как-то он подъехал к сельсовету, а оттуда выходит Витька и говорит: "Авраамович, ну ты попал". — Что такое? "Штраф большой тебе назначили". — А за что? "Из города ГАИ приезжала, всем средствам передвижения присвоили номер, будь то машина, велосипед, мотоцикл, словом, всему, на чём ездят. Телегам тоже. А тебя не было. Теперь штраф". — Так откуда ж мне знать? "Ну, вывешено было. Ты что, читать не умеешь?" — И большой штраф? "О, там твоей зарплаты не хватит".
Расстроенный Николай Авраамович, надев фронтовые плашки, на следующий день отправился в город к отделению ГАИ. Влетел в кабинет начальника и давай тому мозги вправлять: "Мы за вас кровь проливали, головы клали, а вы?! Не думайте, я и до Москвы дойду!" Начальник ГАИ ничего не мог понять, пока Авраамович не объяснил ему, что не успел получить номер для своей телеги. Долго тот не мог разогнуться от смеха. После этого Витька и Николай Авраамович не разговаривали около полугода.
Я тоже внёс посильный вклад в историю малокуликовских розыгрышей. Как-то я опоздал на опрыскивание картошки, и за три дня колорадские жуки успели уничтожить всю ботву. Было обидно и не хотелось с этим мириться. Я обошёл всю деревню, спрашивая, что будет, если продолжать обрабатывать картошку, есть ли шансы на урожай? "А ты попробуй", — отвечали мне довольные деревенские мужики.
Я не успокоился. Всё лето обрабатывал огород, окапывал картошку. Пришла осень, пора убирать урожай. Чуда не произошло — удалось собрать лишь небольшую горку какого-то картофельного горошка.
Мужики подходили, и каждый день не без удовольствия говорили: "О, какая у тебя картошка-то уродилась. Просто рекордсмен!" На урожай "городского" каждый пришёл посмотреть несколько раз. Я решил как-то ответить на все колкости в мой адрес.
И вот меня спросили: "Куда же ты теперь с такой картошкой". Я ответил: "Сдам теперь. Вырастил как раз то, что хотел". — Куда ж ты сдашь? "Как куда? На станцию. Там принимают картофельный горошек". — Какой такой горошек? "Да вы что? В каком же веке вы живёте?" — продолжал я: "Ваша огромная картошка уже давно никого не интересует. В мире самое дефицитное и желанное — картофельный горошек. Только в таком состоянии в нём встречается особое вещество", — тут я брякнул первое, что пришло в голову: "Интерферон. Именно его используют в различных препаратах для борьбы с онкологическими заболеваниями. Как только картошка растёт, вещество исчезает. И за него денег не щадят. В Японии, например, последний писк — маринованный картофельный горошек. Японцы как раз и принимают". — И почём? — испуганно спросили мужики. "Семьсот рублей килограмм", — рубанул я. Раз врать, то уж по полной. В то время все сдавали картошку по два.
Немая сцена. В полном недоумении мужики разошлись по домам. Утром я услышал, как прозвенел велосипед Николая Степановича. Он помчался на станцию. Через два часа пришла его жена Ольга и начала ругаться: "Что вы там наговорили моему глупому? Он пришёл, напился и весь вечер орал, что мы не то делаем и что наша картошка никому не нужна. Пришлось его даже в амбар отправить".
Мужики восприняли мои слова всерьёз, и только к вечеру всё вернулось на свои места. Где-то неделю они потом косились на меня, некоторые даже не разговаривали. Но потом нужно было поправить ворота,
– - Сила судьбы
Несколько лет назад мне рассказали сказку. "Жила-была девушка. Пела в оперном театре Минска. Как-то на первые роли ее не пропускали, как-то затирали. Театры Москвы и Ленинграда тоже интереса не высказывали. Однажды она плюнула на всё и уехала в Европу. И стала мировой знаменитостью". И после долгой паузы добавили: "И почему у нас в России так?"
Девушка из сказки — это Мария Гулегина. В Европе ее так и называют — "русская Золушка". И добавляют: "вокальное чудо", "русское сопрано с вердиевской музыкой в крови". Можно подумать, единственное событие ее жизни — успех и еще успех. Какое очаровательное однообразие! Она выступает с лучшими дирижерами современности: с маэстро Мути, маэстро Гавадзени, с маэстро Ливайн, с Зубином Мета. Она поет с прославленными певцами, среди которых Лучано Паваротти, Пласидо Доминго, Маттиа Манугуерра, Хуан Понс, Ренато Брузон, Джузеппе Таддеи. Она желанный гость лучших оперных театров Европы, Америки и Азии. Трон мировой сцены принадлежит сегодня ей, Марии Гулегиной.
Марию Гулегину называют лучшей Тоской нашего времени. Репертуар певицы окрашен драматическим сопрано и роковыми, героико-поэтическими страстями. Гулегина — это главные партии в операх "Аида", "Манон Леско", "Норма", "Федора", "Турандот", "Адриенна Лекуврер". Звучание её бархатного, мягкого, как горячий шоколад, и мощного, как закаленная сталь, голоса дает возможность публике подняться на высоты страдания и радости и ощутить по-оперному условные персонажи как фигуры глубоко сокровенные. С первыми тактами молитвы к луне Casta diva, Гулегина разворачивает драму женской души, её вечно живую ткань сердечных терзаний, ревности, томления и угрызений совести. Драматизмом окутаны не только обертона сопрано Гулегиной. Драматично самое появление Гулегиной на сцене. Её триумф пришелся на время, когда и опера попала под каток глобализма, когда она — бриллиантовая россыпь наслаждений — стала превращаться в бродячий цирк развлечений, а на смену высокому героизму Тоски пошло косяком самодовольство и тупость буржуа-обывателя. Мария Гулегина держится царственно. Она не позволяет себе дешевых приемов заигрывания с публикой, в её скупых, сдержанных жестах нет ничего от травести. Гулегина знает: в спину ей дышит вечность.
В декабре 2009 года Большой театр дал гала-концерт в честь 70-летия Елены Образцовой. Участвовали звезды мировой оперы. Возникло ощущение, что Большой театр превратился на вечер в Ла Скала. Итальянская речь звучала в коридорах, лифтах, и, конечно же, на сцене. Завершила вечер Мария Гулегина. Она исполнила арию Леоноры из оперы Верди "Сила судьбы". Полгода я потом искала в музыкальных магазинах Москвы и Петербурга запись "Силы судьбы" с Гулегиной. Напрасно.
И вот, май 2011 года. В гримуборной Концертного зала имени Чайковского я говорю с Марией Гулегиной. Она — простой, легкий человек в общении, иронична к изъявлению в свой адрес пафоса, хвалебных од. Гулегина смотрит на Россию глазами иностранца, то есть видит только красивое. И когда она говорит "у нас в Одессе" или "у нас в Минске" — это значит, у нас в России. Мы говорим о силе судьбы. Я узнаю, что "Силу судьбы" Гулегина исполняла во время гастролей Ла Скала в Японии, что "Сила судьбы" с Гулегиной звучала под управлением Валерия Гергиева на фестивале "Звезды белых ночей". Был какой-то удивительный день, полный солнечных бликов с картин Серова и тайн недоговоренности с полотен Врубеля: в скверах и на бульварах Москвы пряно и пьяно цвела сирень. В моем распоряжении было всего лишь тридцать минут на интервью. И пять часов ожидания концерта, во время которого Мария Гулегина исполнит с Государственным академическим камерным хором Владимира Минина русские романсы, кантату для меццо-сопрано "Свадебные песни" современного композитора Юрия Буцко, молитву "Жертва вечерняя" Павла Чеснокова. В зале повиснет тишина. "Божественно!" — как будто приходя в себя, произнесёт зритель.