Газета Завтра 931 (38 2011)

Завтра Газета

Казалось бы, обыватель — просто дурак, танцующий на костях дарованных ему Конституцией прав и хоронящий собственное будущее. Но если задуматься, почему так происходит? Почему россияне инертны к политике? Почему инертна к политике молодёжь, которой вроде как самое время брать в свои руки бразды правления и "рулить" страну к светлому будущему? Неужели им всё равно, что происходит в России, и можно ли направить происходящее в другое русло? Да нет, не то, чтобы всем было всё равно. Многие действительно переживают о стране, в которой живут и были бы рады что-то изменить. Более того, уверен, что таких людей — абсолютное большинство. Но все они просто не верят в то, что у них есть возможность это сделать.

Пойдёте ли вы на ближайшие выборы: думские и/или президентские? А верите ли вы, что ваш голос важен для страны и имеет хоть какой-то реальный вес? Вне зависимости от ответа на

первый вопрос, ответ на второй вопрос — "нет" (если только вы не Бог, не обладаете суперсилой или не купили Центризбирком, что всё примерно одно и то же). В самом деле, как можно верить в силу собственного голоса, когда результат всех выборов известен уже этак 7-8 лет и гласит: на думских победит пресловутое "ЕдРо", на президентских — тот, на кого то же ЕдРо сделает ставку (неважно, Путин это будет, Медведев или кто-то еще)? Власть правящей партии кажется непоколебимой и вечной, словно каменные истуканы на острове Пасхи. Оппозиция — либо шёлковая и лояльная, стабильно имеющая свой кусок в пироге голосования и не претендующая на большее, либо громко кричащая о несвободе, но абсолютно бессильная, не имеющая в Думе никакого представительства и довольствующаяся митингами 31 числа. Любая более-менее серьёзная политическая сила знает свою роль в спектакле с названием "Демократические выборы в России" назубок, старательно играет её, как умеет, и никогда не пытается отнять роли у других артистов. Российский народ слишком привык к российской политике, чтобы ждать от неё чего-то другого. Многократные, но вялые жалобы партий-соперниц "Единой России" на нечестные выборы и случаи вроде того, когда в одной из республик количество проголосовавших за "Единую Россию" превысило число жителей этой республики, не способствуют вере в мощь собственного голоса и заставляют относиться к политическим процессам примерно так же, как к скверной погоде — вроде неприятно, но что ж поделаешь...

Здесь я не собираюсь говорить о плюсах и минусах политики нашей правящей партии, её успехах и провалах — это отдельная тема. Но один факт остаётся бесспорным — "Единая Россия" сейчас не даёт никакой возможности для выборов, где есть какая-то реальная альтернатива, а не её видимость. Этим на корню убиваются не только демократические принципы, но и вера россиян в самих себя как граждан. И в этом — отравляющее воздействие фактически однопартийной системы, сочетающейся с песнопениями демократии. Безысходность и предопределённость выборов, а значит — и состава органов власти, а значит — и проводимой ими политики, толкает людей к политическому фатализму. Поколение, взрослевшее в "нулевые", имеет перед глазами слишком много примеров, чтобы верить в существовании в России какой-то демократии, не видит смысла в попытках изменить ситуацию и в большинстве своём испытывает ко всей российской политике самое искреннее отвращение, граничащее с тошнотой. Именно в этом, а вовсе не в лени и равнодушии к судьбам Родины кроется секрет равнодушия молодёжи, да и всего населения к политике. Дверь в политику людям напрочь перегородил здоровенный думский медведь, и, пока эта туша не сдвинется с места (как? кто его знает...), говорить о роли гражданина в жизни России абсолютно бессмысленно.

Александр Арцибашев -- Три века Тагилки

ПОДВОРЬЯ, где держат коров, видно с улицы. В межень лета мужики спешат вывезти сено с делян домой. Перед тем, как убрать под крышу, воз разваливают у ворот, чтобы траву протянуло ветерком. Таежное сенцо не сравнить ни с каким другим, с него и молочко куда пользительней, нежели с сеяной "зеленки".

На закате солнца стучу в сенцы крайней избы у лесовозной дороги. Вдали в синей дымке горные увалы с возвышающимся Денежкиным камнем; воздух густой, бодрящий.

В этот угол поселка Калья я в детские годы редко заглядывал. У нас было два стада. Разные выпаса, разные пастухи. В целом не меньше трехсот голов, да еще телята. В каждом доме свое молочко, мясцо, картошка. Без запаса в этом суровом краю не выжить.

На мой стук отозвался женский голос, послышались шаркающие по половицам шаги. Щелкнула задвижка, и в дверях появилась сухонького вида пожилая женщина. Знакомимся: Екатерина Ивановна Степанова. Завожу разговор о подворье:

— Всех своих коров помните?

— Ну как же! Первой была Зорька. Небольшого росточка, ладная, смирная. Худо только — надой небольшой, литров десять.

Продали. Купили Марту. От нее надаивала два ведра, но вкус молока не нравился. Приглянулась Белянка. Вот уж хороша была корова! "Снимок" на крынке толщиной в палец. Пятнадцать телят мне принесла. Не могла нарадоваться ей. Когда состарилась, привели на двор Вербу. Потом была Ночка...

— Какой породы?

— А кто знает?! Должно помесь холмогорки и черно-пестрой. А вот Белянка была тагильской породы. Слыхали про такую?

— Не только слыхал, но и сам вырос на молоке тагилки. Нашу корову звали Милка.

— Тогда можете судить-рядить...

— Действительно, молоко отличалось высокой жирностью. Выпьешь стакан вприкуску с краюхой хлеба — и сыт!

— Ага, правильно! — согласилась собеседница. — Белянку свою часто вспоминаю. Больше таких не попадалось. Пошла мода на голштинок, но те не приспособлены к нашей местности. Два-три отела — и отправляют на мясо.

— Кто из соседей держит живность? — поинтересовался я.

— У Халевиных корова и бык, еще у Юры Удовицы, Колесовы купили телочку... Стадо поредело. Голов двадцать пять, может, наберется на весь угол.

— Да и на нашей стороне полтора десятка.

— Ну вот. Старики уйдут — вовсе не останется ни одного двора с коровой...

КОЕ-ЧТО ОБ ИСТОРИИ тагильского скота мне было известно. С освоением железорудных и медных месторождений в конце XVII-начале XVIII веков на Урал нагнали много приписных крестьян с разных мест России. На заводах выдавали так называемую "месячину", в которую входили мука, крупа и соль. Но где разжиться мясцом и маслицем? Ответ напрашивался сам собой: разводить живность на своих подворьях. Под сенокосы отводили лесные вырубки, луга по речкам, росчисти. По всей видимости, первоначально здесь появились холмогорки. Отбирали наиболее продуктивных коров. Укоренился обычай: в зимнее время выгонять скот на улицу. Даже в лютые сорокаградусные морозы. Считалось, меньше будут болеть. С малого возраста приучали к суровому климату и телят. Кормежка не ахти: сено да отруби. Летом выгуливали на пастбищах. Таким образом, в течение трех веков велся естественный отбор животных. Большую роль в создании уникальной породы сыграл хороший уход за скотом.

Коров для случки старались приводить к крупным быкам. Из поверенных описей за 1859 год видно, что в Нижне-Тагильском заводе содержалось девять производителей, в Верхне-Салдинском — два, в Висимо-Шайтанском и Черноисточенском — по одному.

Одно время пытались улучшить тагильский скот и путем спаривания с ярославской породой. Так, в 1886 году по наставлению ветеринарного врача Собянина на выставке в Ярославле тагильчане приобрели двух быков, которых использовали как племенных производителей в течение пяти лет. Но приплод от них оказался неважнецким, и от затеи отступились. С 1900 года в Тагил начали завозить голландский скот. Организовали случный пункт. Безусловно, метизация тагильского скота голландским позволила улучшить породу. И, тем не менее, тагилки, походя на холмогорок и голландок, не были точной их копией, а представляли собой нечто своеобразное, похожее на особую породу, образованную под влиянием местных условий. Коровы эти были очень крупными. Масти различной: черно-пестрой, черной, красной и красно-пестрой. Могли идти на поводу хоть у ребенка. Обладали высокой молочной продуктивностью. Часто встречались "сквозницы", доившиеся до самого отела.

На выставке 1913 года была представлена группа отборных тагильских коров. Средний живой вес составлял 423 килограмма, удой — 3011 килограммов, процент жира в молоке — 4,83. К тому времени тагилок уже охотно покупали в Западной и Восточной Сибири, Приамурье. Только за период с 1906 по 1916 год поставили в другие регионы около семи тысяч голов. И платили за них неслыханные в тех местах и в те времена деньги.

После революции 1917 года с изданием Советом Народных Комиссаров декрета о развитии племенного животноводства улучшением тагильской породы занялись более основательно. Создали животноводческое товарищество "Тагилка", в которое вступили жители улиц, прилегающих к Высокогорскому железному руднику и механическому заводу. Селекционно-племенной работой занялся кооперативный племрассадник. Уже в конце 30-х на колхозных фермах от местных коров надаивали за лактацию свыше четырех тысяч литров молока. Товарищество "Тагилка" окрепло настолько, что организовало искусственное осеменение и построило собственный пункт приемки молока. За полтора десятка послевоенных лет довели поголовье коров до десяти тысяч.