Газлайтер. Том 28
Шрифт:
Теперь он — губернатор Примолодья. Полномочия широкие, как степь. Он может строить лордов, вызывать на ковёр, распределять гарнизоны, отправлять в отставку или на смерть, исходя из своих интересов. Всё это он сделает. Со временем.
А главное — как-нибудь между делом он разберётся с этим человечишкой Данилой. Слишком много себе позволяет. Занялся Молодильным Садом. Оседлал Серебряного Луча. А ведь Химериэль две сотни лет выжидал момент, чтобы тайно убить этого спринта. Прятал намерения, копил терпение, ждал, пока Багровый Властелин забудет, что
Нет, с этим ещё предстоит разобраться. Обязательно. Он уже предвкушал, как прикончит серебряного спринта и поест конины.
Вдруг по всему замку раздался тревожный сигнал.
Стену напротив сотрясает так, что с потолка сыплется штукатурка. Камень трескается, ломается, и в следующую секунду в комнату врывается тело огромона. Половина его торчит наружу, половина — внутри. Камень рассыпается, как сухарь. Он застрял в дыре, грудью упершись в край пролома, руки болтаются, дыхание — сиплое, с хрипом. В глазах — пустота.
Химериэль, по инстинкту, уже в доспехе. Но огромон не нападает и не двигается.
Он просто висит.
— Мать твою! Что ты здесь делаешь, чёртово отродье?! — зарычал Химериэль.
Огромон поднимает голову и сипло, глухо, почти с усилием выдавливает:
— Король Данила велел передать лорду-губернатору: огромоны начали диверсионные рейды в Примолодье.
Прибываю в лагерь верхом на грифоне. Да, пришлось оседлать пернатого. Вместе с жёнами, в обнимку, на одной птичке. Уютно, ничего не скажешь. Зато быстро. Машину после встречи с огромонами теперь разве что в музее катастроф выставлять: корпус перекошен, ось сорвана, приборка тоже всмятку. Хлам. Даже жалко — это единственный привезённый сюда джип с кожаным салоном для комфортного перемещения.
В голове у меня рой мыслей, перекрывающих друг друга.
Химериэль точно устроит проверку нашего гарнизона. Не знаю, что за проверку «качества бойцов» он придумает, хотя и это несложно разузнать. Такие вещи должны быть унифицированы. Но главное другое — как увеличить численность.
А вот тут начинается весёлое.
На данный момент у меня здесь — двести бойцов. И всё. Потолок. Больше брать нельзя. Боевой материк шевелится, как улей, вульфонги активизировались. Для тавров они далеко и, по сути, не опасны. Но союзникам — угроза вполне реальная. А тавры, да и лично я, как конунг, обязаны откликаться и помогать союзным государствам. Короче, этот фронт оголять нельзя.
Альвы тем временем укрепляют Шпиль Теней, да и дочищают Междуречье от последних гулей, но это вопрос пары недель.
И даже если бы не было той недавней сделки с Царём — не держать крупных войск на территории Русского Царства, чтобы никому не казалось, что я строю свою армию, — даже тогда я бы не смог держать в России много людей. Просто не из кого.
Зато та самая сделка дала мне весомое преимущество:
Другой вопрос, что Золотые Драконы, да те же Грандмастеры, на дороге не валяются. А принять в клан Шарового с его родом нельзя, как успел я с Мерзлотником, потому что Шаровой — русский граф, и принятие его рода будет означать увеличение моего клана, и, следовательно, нарушение сделки с Царём.
Но я ушёл от вопроса — увеличение численности гарнизона. Раз нельзя отвлекать своих — значит, надо искать новых.
Логика простая. Если нельзя черпать из колодца, стоит сходить к реке. А река у нас — это степь. А точнее, стойбище Жёлтых Рук.
Прихватываю с собой оборотницу — и едем в гости к многоруким. Настя сбоку гарцует на своей рыжей лошадке. Вообще дорогу мы почти не видим. Спринты просто большую её часть телепортируются, верхом преодолеваем только повороты, чтобы снова проскочить полкилометра через мгновенный перенос.
У самого въезда в стойбище нас встречают многорукие часовые, каждый аж с двумя копьями в четырёх руках. Вообще, у многоруких эффективное боевое искусство — владеть двумя копьями, чтобы они не мешали друг другу.
— Кто такие, двурукие?! — рычит один.
Настя хмурится, но я ментально успокаиваю щепетильно относящуюся к обращениям жену. Видимо, не все Жёлтые Руки меня знают. Может, этот часовой во время боя с Рыжими Бродягами охранял стойбище.
Мне не приходится распинаться, так как доносится со стороны стойбища чей-то радостный вопль:
— Охрана, отставить! Это же король Данила!
Из-за ближайшей хижины выскакивает знакомая фигура — Вереш. Тот самый, которого я вытащил из передряги с парой разъярённых циклопов. Он сияет, как праздничный тотем.
— Пропустите его! Живо! Я сказал — пропустить!
Копья опускаются. Стража расступается.
Вереш подбегает ко мне, уже почти прыгает на месте от возбуждения:
— Король Данила! Чем обязан такой чести?
— Есть дело к вашему дяде, — отвечаю. — К вождю Хмену. Надо поговорить.
— Конечно, конечно! Он будет рад вас видеть! Пойдёмте скорее.
Он ведёт нас через стойбище — мимо костров, гончарных кругов, связанных из стеблей хижин, и каменных кругов для медитаций.
В шатре вождя Хмена — полумрак, пахнет травами, дымом и запечённым сыром. Вождь дремал на лежанке из коровьей шкуры, но при виде меня приподнимается и тут же расплывается в широкой улыбке:
— О-о-о, король Данила! Какая встреча! Проходите, садитесь. Сейчас угощу вас нашим фирменным кумысом!
— А он крепкий у вас? — спрашиваю, усаживаясь на циновку.
— Нет, что вы! У нас даже дети его пьют!
По его хлопку в шатёр заходят многорукие загорелые до черноты служанки и расставляют на столе угощения.