Где эльфа последнего дом. Дитя во тьме

Марбург Марина

Спорить с ним Фарра не стала, хотя эльф явно принижал свой талант, попросила только:

— Спой мне что-нибудь.

Камир начал перебирать струны иначе, вздохнул, как будто припоминая что-то, и негромко запел. Голос его, как и у всех эльфов, отдавал звоном, людям такой мог бы показаться даже резким, но для ушей эльфийки был приятен. Пел Камир о спящей долине, над которой встаёт золотое солнце, сияет, и вместе с ним сияет и синий небосвод, а мир встречает новый рассвет и новый день, и пора бы восславить Повелителя Света, если уж он послал в мир

своих сияющих слуг, чтобы пробудить спящий мир.

Странная была эта песня! Тем страннее, что солнце в Эльфрисе (так называли эльфы свою страну) всегда светило в небе, и не было здесь ни рассветов, ни закатов, и о Повелителе Света, равно как и о каких-то его слугах, здесь слыхом не слыхали.

— Что за песня… — удивилась Фарра. — Откуда ты её знаешь?

Взгляд эльфа затуманился.

— Слышал на прошлом Празднике Весны. Наверное, где-то есть такие страны…

Он не договорил, помрачнел ещё больше и опять погрузился в одному ему известные размышления.

Фарра робко дотронулась до его плеча:

— Камир, почему ты стал таким?

— Каким?

— Не знаю. Ты всё время о чём-то думаешь, думаешь… или о ком-то? — со страхом добавила она, боясь, что окажется права.

Камир рассмеялся, а эльфийка обиженно наморщила нос. Она-то хотела услышать от него серьёзный ответ, а он опять поднял её на смех! И почему он никогда не относился к ней серьёзно!

— Дурак! — вспыхнула она.

— Ладно, ладно, — поспешно сказал Камир, — не обижайся только! Скажу, раз уж тебе интересно. Я вот думаю, — понизив голос, заговорил он, — какие они, чужедальние страны? Я в одной книжке прочёл, говорят, там есть ночь — это когда вдруг темно становится. И ещё там живут странные существа, не такие как мы.

— Не эльфы? — удивилась девушка.

— Их людьми называют, людьми чужедальних стран. Вот бы там побывать! — Юноша прямо-таки сиял, когда говорил это.

— Зачем? — не поняла Фарра. — Разве тебе здесь плохо живётся?

— Нет! — Эльф смутился, и его кожа засветилась золотом, как это бывает с эльфами при сильном смущении или возмущении. — Мне просто интересно. Эльфы же безвылазно в Эльфрисе, — с досадой сказал он, — а я путешествовать хочу!

Что было страшнее, чем услышать от эльфа слово «путешествие»! Фарра ужаснулась:

— «Путешествовать»? Это же опасно! Неужели ты забыл, что случилось с твоим отцом?!

Камир побледнел:

— Как я могу забыть?.. Да ведь это было простой случайностью! — тут же воспрянул он. — Не верю я, чтобы везде было опасно! Есть и мирные чужедальние страны…

— Дались тебе эти чужедальние страны!

— Но ведь интересно же! — всё больше воодушевляясь, воскликнул эльф. — Как заманчиво увидеть все эти чудеса собственными глазами!

Фарра его воодушевления не оценила и не поняла. Она ещё раз предупредила Камира, чтобы он и думать забыл о таких ужасах, и пригрозила, что расскажет старейшинам, если он снова заведёт об этом разговор. И вообще у неё полно других дел: к примеру, пора разучивать новую песню для праздника, так что глупости

ей некогда слушать. На этом и распрощались.

Камир разочарованно посмотрел ей вслед. И она его не поняла. Его вообще никто в этой стране не понимал! Он с отвращением толкнул арфу ногой, обвёл скучающим взглядом трепещущую ветрами зелень. Если бы нашёлся хоть кто-то, с кем бы он мог поговорить о том, что занимало его душу! Неужели зря билось сердце в ожидании чего-то неизведанного?

Это «неизведанное» не замедлило явиться. Оно зашуршало листвой прямо над головой у огорчённого эльфа и слетело к нему в руки — маленькой птичкой, каких Камир никогда не видел: птичка была чёрная, с длинным раздвоенным хвостом, и только на грудке белело пятнышко, похожее на листок клевера. Эльф несколько растерялся, держа её в пригоршнях, и спросил:

— Кто ты?

— Ласточка, — представилась птичка.

В том, что птица разговаривала, не было ничего удивительного: эльфы могли понимать всякое живое существо, да и не живое тоже. А вот тому, что эта странная птица вдруг оказалась здесь, удивиться стоило: перелётные птицы сюда редко залетали — из-за высоких гор опять же и кружащих над их вершинами воздушных потоков.

— Ласточка? — повторил эльф. — Какое странное имя! Никогда не слышал такого в Эльфрисе.

— А я и не из Эльфриса, — возразила птица, — я прилетела из-за моря.

Камир не знал, что такое море. Кроме Озера да пары речушек в Эльфрисе ничего другого не было.

— А что это такое? — с любопытством спросил он.

— Море? Море похоже на небо, такое же синее и бескрайнее. Когда дует ветер, на море поднимаются волны, на их гребнях сверкает ажурная пена, на них отдыхают корабли и морские звери. Моя стая летела над морем к Югу, да буря нас разлучила. Я попала сюда, а стая… Я не знаю, где теперь мои родичи. О, как бы я хотела попасть домой! — горько заключила Ласточка.

— Разве плохо тебе здесь? — Камир невольно повторил вопрос Фарры.

— Хорошо, да за морем лучше.

В глазах эльфа промелькнуло что-то тоскливое, он побледнел и спросил, чувствуя, что на сердце становится всё тяжелее:

— И что же там, за морем?

— Зимою там лежит снег, весною текут ручьи, осенью всё увядает. Там утро сменяет день, а день сменяет ночь, и люди…

— «Люди»? — Эльф оживился. — Ты видела людей? Какие они?

— Люди? — Ласточка ненадолго задумалась. — Они похожи на эльфов, но не так совершенны. Да и живут всего лет шестьдесят.

— Так мало? — ужаснулся Камир. — Неужто их жизнь так коротка?

— Но проживают они за одну жизнь целые тысячи, — отозвалась Ласточка и вспорхнула на дерево. — Если бы ты только видел то, что видела я…

Эльф страшно разволновался. Душа его исполнилась желанием увидеть всё это собственными глазами: таинственный заморский мир манил его, неугасимый огонь жажды приключений загорелся с новой силой в его душе. Как бесконечно мало он знал об этом мире! Как бесконечно много он мог узнать, отправившись в путешествие!