Где кот идет 2

Водолеев Игорь

Глава 8

Вообще-то Руслана Мамаева надо видеть. При росте 201 сантиметр он весит 140 килограммов и это без одежды. Пальто Мамочка носит шестидесятого размера, а ботинки – сорок восьмого. Сил у него, как у матерого медведя, а может и больше. Однажды на уборке картофеля он поспорил с местным бригадиром на «полкило водки» и за шесть минут закидал бортовой грузовик ЗИЛ-130 пятиведёрными мешками с картошкой. А когда ошеломленный колхозник отказался бежать в магазин за проигранной бутылкой, Мамочка рассердился, залез в грузовик и разгрузил его еще быстрее.

После взаимных приветствий (а мы не виделись с весны) Мамаев осторожно опустился на застонавший под ним стул и

расправил на груди роскошную старообрядческую бороду, привезенную с Алтая. Затем он выложил на стол толстую серую папку с тесемками, завязанными бантиком. Профессионально скосив глаза, я прочитал надпись «Мерт. звезд.», сделанную зеленым фломастером. На риторический вопрос о состоянии здоровья, Мамочка приободрился и начал ругать государственное здравоохранение вообще и районную поликлинику в частности, выдав полный набор эпитетов в адрес участкового терапевта. Из его рассказа мне удалось понять, что две недели назад он вдруг неважно себя почувствовал. Предупредив в колледже, что занятие отменяется, Мамочка отправился в поликлинику, где напоролся на профосмотр. Это такой день, когда участковый терапевт принимает не больных людей, а наоборот, здоровых для выявления у них признаков профзаболеваний. Мамаев об этом ничего не знал, на предложение терапевта назвать номер цеха гордо заявил, что он не рабочий, а преподаватель.

После чистосердечного признания медсестра, которая сидела в углу и что-то записывала мелким почерком в толстую тетрадь, вдруг набросилась на Мамаева. Она начала выговаривать, что нельзя больным лезть на прием в не положенное время. Но Мамаев не такой человек, чтобы уступить какой-то пигалице в белом халате. Бесплатное здравоохранение гарантировано нам конституцией, этому даже в медучилище учат. После короткой перепалки терапевт велела выдать ему градусник и выставила в коридор с предупреждением, что без температуры его не примет.

– Белов! – возмущенно тряс бородой Мамаев. – Ты сам всю жизнь мучился зубами. Ты знаешь, что зубные врачи – все палачи. Я сто раз мерил температуру в поликлинике, и градусник у них всегда показывал меньше, чем дома. Они нам особые градусники дают. Это секретное изобретение оборонно-промышленного комплекса. Я точно знаю.

Он трагически поведал о том, как Мухина, увидев на термометре 37.2, сразу повеселела. Выслушав жалобы, она выписала кучу рецептов, но больничного листа не дала. Тогда он прямо спросил, почему его заставляют ходить на работу с температурой? Мухина укоризненно покачала головой. О чем вы говорите, разве это температура? Ведь вы преподаватель (не через два «д», надеюсь?). Где ваше рабочее место, за столом? Так я и думала. А с такой температурой за столом сидеть даже лучше. И не надо портить статистику заболеваний в отчётный период. Терапевт поведала приунывшему преподавателю, что в Японии, например, люди вообще не ходят к врачам. Лечение у них стоит очень дорого. Японцы лечатся самостоятельно травами и другими народными средствами. Это очень хорошая система. Всплеснув руками, Мухина кинулась к столу и тут же выписала вторую пачку рецептов. На отдельном листочке она подробно написала, какую травку в какое время суток надо заваривать. Догадавшись, что больничного листа ему не видать, как своих ушей, Мамочка открыто высказал все, что он думает о японской системе здравоохранения, и ушел, хлопнув дверью. Рецепты он тут же выкинул в урну, поскольку химии с детства не признает, а травы у него дома и без того полный шкаф (теща в деревне собирает).

Откинувшись в кресле, я с удовольствием слушал рокот мамаевского баритона и украдкой поглядывал на серую папку, пытаясь разгадать таинственную надпись. Улучив момент, я серьезно спросил, а не был ли он действительно «того» и выразительно щелкнул пальцами. Обиженно засопев, Мамочка заявил, что он человек

принципиальный, поскольку уже давно живет по принципу «с утра не пить, к ночи не курить». А вообще-то он пришел по делу, но если «редактор занят», то могу зайти и в другой раз. Я извинился (мне действительно стало неловко за неудачную шутку) и спросил о деле. Забыв обиду, Мамаев принял серьезный вид. Немного помявшись, он признался, что пришел просить за друга Сергея Саничева, поскольку то, что он написал, надо обязательно напечатать.

Развеселившись по известной причине, я сказал, что просить за Саничева не надо. Материал уже прочитан, одобрен и на следующей неделе будет напечатан. Желая сделать ему приятное, я признался, что мне самому понравилось, как Сергей забодал теорию Р. Голикова. Мамаев неожиданно нахмурился и сказал, что ни про какую теорию Роликова он ничего не знает. А знает только то, что Саничев написал про общую теорию относительности. При этом он хлопнул могучей ладонью по папке, отчего стол подпрыгнул на метр. Я собрал разлетевшиеся карандаши обратно в стакан и попросил изложить вкратце суть дела. И тогда Мамаев рассказал мне следующее.

С Саничевым он сдружился на почве физики кристаллов. Сергей в то время уже писал диплом по оптике и хорошо поднатаскался по теории симметрии. Но дело не в этом. Саничев по своему характеру бунтарь-одиночка, если ему дадут линованную бумагу, то он всё равно начнет писать поперек. Еще на третьем курсе, слушая теорию поля, Стас самостоятельно взялся за Ландау и добрался до гравитации. В общий курс её не включали по причине сложности. Сергей вышел из положения, раздобыв одно из первых изданий курса Ландау, где математика была проще. Кое-что в теории он понял и это «кое-что» ему очень не понравилось.

– Ты понял, что они себе позволяют? – орал Мамочка, разойдясь не на шутку. – На словах все согласны, что реальное тяготение не уничтожить бумажной казуистикой. А сами втихаря протаскивают свой принцип эквивалентности, который на деле тухлого яйца не стоит!

Я осторожно возразил, что при достаточном удалении поле гравитации можно считать почти однородным. По крайней мере, в небольшой области.

– В какой области? – завопил Мамочка. – В Омской? Рогатую овцу тоже можно считать почти козой. Только молока от нее не жди. Этот принцип справедлив только в точке. Понимаешь, в математической точке, не имеющей ни длины, ни ширины! Ну, скажи, каков физический смысл твоего принципа эквивалентности?

Я кисло заметил, что это не мой принцип, а ОТО. Согласен, что он не идеален. Зато благодаря ему физику можно свести к геометрии, где уже имеются методы решения. Кроме того, выводы из ОТО подтверждает астрономия. Я вообще не понимаю, зачем кричать в открытое окно? Другого принципа у нас пока нет, а винный магазин раньше одиннадцати все равно не откроют.

– А черные дыры? – вдруг подмигнул мне Мамаев.

– Что – черные дыры? – насторожился я.

– Из ОТО следует, что в черную дыру превращается каждая массивная звезда в конце жизни. Вся масса сжимается в одну точку. Бах и точка! Сингулярность – красивое слово. Что, по-твоему, это такое? – подмигнул Мамочка.

Я пожал плечами. Черной дырой называют бесконечно малую область пространства, которая имеет бесконечно большую плотность. В математике такое состояние называется сингулярностью. Из черной дыры не могут вырваться даже кванты света. Все, что происходит внутри нее, не различить никакими приборами. Подумав, я ответил Мамочке, мол, черные дыры уже «ищут». И не надо брать меня за горло. Не я придумал эту ОТО. И вообще, ваш пафос, гражданин Мамаев, мне, как должностному лицу, беспочвенен. Лучшей теории у нас все равно нет. Хотя, как частное лицо, не могу не признаться, что к сингулярности у меня еще со студенческой скамьи устойчивая идиосинкразия.