ГДЕ ЛУЧШЕ?
Шрифт:
Приняли его (bis). Не спросив его природу, Лишь бы был долгобородый,
Тот у них и поп (bis). Отвели попу квартиру, Пребогату и не сыру…
Стал поп поживать (bis). Ни об чем их поп не тужит; Во часовне у них служит,
Как должно попу (bis). Его слишком принимают; Что попросит, награждают -
Все ему дают (bis). Еще сведало начальство Про попово постоянство -
Взяли попа в суд (bis). Вот судить попа не можно, Посадить-то его должно
В келью, за замок (bis). Поп по лестовке спасался, С кержачками жить ласкался…
Ты с ними простись (bis).
Прогнали его (bis). Мы теперь тебе не други: У тебя есть новы слуги,
Ходят за тобой (bis). Комедьянты все, при лентах, Все лакеи в позументах,
Стерегут тебя (bis). За серебряны монеты Сокуют тебе браслеты
На ручки твои (bis).
Во время этой песни четыре раскольника, с стриженными напереди чубами, вышли на улицу.
– Што, братцы?
– проговорил Ульянов.
– Всегда так!.. От пьяных покою нет. А ничего не сделаешь, потому как запретить? Все же по крайней мере свои. А вот как татары заталамкают - хоть вон беги.
Шесть человек вышли из избы и увели Горюнова и Ульянова в избу.
– Угощай же!.. Вы с доверенным приехали!
– кричали со всех сторон.
Отговариваться нельзя было, и Горюнов с Ульяновым послали двоих рабочих по общему совету за водкой и пивом.
Началось опять пьянство с песнями и пляской. Горюнова и Ульянова приняли в товарищи, предоставив им самим выбирать место в избе для себя. Несколько человек уже ложилось спать, женщины, одна за другой, уходили.
– Татара-то! Татара-то!
– прокричала одна женщина, восторженно вбегая в избу.
– Што?
– спросило несколько голосов.
– Кобылу доверенного жарят.
Рабочие вышли из избы; недалеко от дома горел большой костер, и оттуда слышались татарские песни и пляски.
В воздухе пахло нехорошо.
Рабочие долго удивлялись над проделкою татар. Каждый из пришедших давно уже не едал мяса, и каждому хотелось попробовать кобылятины, несмотря на отвращение в трезвом виде к этому кушанью, но обладатели кобылы не давали.
– Мы вам не мешаем, вы нам не мешай!
– говорили магометане, засовывая в рот большие куски мяса и с наслаждением чмокая губами.
Русские стали приставать; магометане подсмеиваются.
– Вы с нами не хотите знаться, и мы не хотим с вами.
– Собаки! Разве мы не делимся с вами!
– Много вы делитесь. Не вы добыли кобылу. Купите?
– Поделимтесь, - сказал казак.
– Што дадите?
– Водки хотите?
Магометане заговорили между собою. Одни говорили, что водку пить грешно, другие говорили, что они живут в таком месте, где водку пить можно: коли русским кобылу есть можно, и нам водку пить можно.
– Давай!
– кричали татары.
– Садись, бабы, с нами, - лебезили около баб башкиры.
Бабы, опьяневшие от водки и желавшие перекусить горячего мяса, не противились. Русские начали ругаться.
– Што кричать! К нам же пришли кобылу ашать!
– дразнили русских татары.
– Што, взяли!!. Небось коровы не утащите!
–
Появилась водка, начались пляски, песни - и долго-долго за полночь раздавались на приисках эти отчаянные песни, уносимые далеко по направлению ветра.
В мужскую избу возвратились немногие.
Горюнов и Ульянов легли на скамейку и долго не могли уснуть. Раскольники, не принимавшие участия в оргиях, говорили им, что прииски сначала были богаты золотом, а теперь с каждым днем золота становится меньше, так что эти прииски надо бы давно бросить, а начать в другом месте. О здешней жизни они говорили, что она хороша только понаслышке. "Вы видели, - говорил один из них, - как рабочие справляют получение заработка. А все оттого, что рабочим платят не каждые сутки, а когда случаются у доверенного деньги. Получивши деньги, рабочие не знают, что с ними делать, а отдать их на сбережение некому. Вот они и пьянствуют, закупая провизию у Костромина, который их надувает не хуже городского торгаша, а самое ближнее село, откуда бы можно было получать провизию, находится в пятидесяти верстах. Истративши в два-три дня деньги, рабочие берут в долг хлеб и водку, мясо же у Костромина не всегда бывает".
– Обожглись, верно, мы, Терентий Иваныч, - сказал Ульянов.
– Посмотрим, - отвечал Горюнов, думая о том, как бы ему понравиться и доверенному, и рабочим.
XVI ГОРЮНОВ ДЕЙСТВУЕТ ЗАОДНО С ПРАКТИЧЕСКИМИ ЛЮДЬМИ
"Нет, так жить нельзя!
– думал Горюнов, лежа утром на скамье: - если я все так буду только глазами хлопать, я и здесь ничего не приобрету. В заводе мне нельзя было ничего добиться, потому что там меня все знали, я ничем себя не мог заявить перед начальством. Здесь дело другое. Здесь я могу выиграть… Стану я служить и начальству, и рабочим…"
И Горюнов задумал сделаться казаком сперва, потом расположить в свою пользу рабочих прибаутками, кротостью и простоватостью, ласкать ребят для того, чтобы они его любили и сообщали все, что они знают о приисках… А по его мнению, ребятам должны быть больше известны места золотого песку, так как они летом шляются по лесам. Не мешает также подделаться к какой-нибудь бабе, сойтись хорошенько с Костроминым и найти товарища из раскольников, которые говорят, что эти прииски нужно бросить, - стало быть, они знают другие места.
Утром Горюнов отправился к доверенному. Доверенный, приказчик и ревизор играли в стуколку, записывая выигрыши и проигрыши на бумаге. На другом столе стояла водка и жареные пельмени.
– Ты што?
– спросил доверенный охриплым голосом Горюнова.
– Да наведаться пришел. В избе-то нечего делать… А вы не слыхали, что с кобылой?
– Ну?
– спросил в испуге доверенный.
– Ее съели.
– Как?
– доверенный вскочил; остальные захохотали.
– Так. Вчера ваш казак ее заколол.