Где находится край света
Шрифт:
– Че?
– Оякорили, а не «о, як горели». Не бухты горели, а корабли оякорили их, то есть бросили якоря.
– Ай, да мне без разницы, красивая песня. Марь Сильна, а чей-то на вас лица нет? Случилось что?
– Нет. Все хорошо, Клавочка, я просто устала.
– Да вы ложитесь, я еще с ребеночком посижу, а хотите – мы погуляем, а вы отдохните.
– Конечно, спасибо тебе.
Мария упала на кровать и уставилась в потолок. «Хаос, Машенька, такой хаос будет!» – вспомнились слова бабушки. Хаос… Страна идет вперед, везде гигантские стройки, стахановское движение вот… «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится… Если бы у нас жилось плохо,
– Тихо, тихо, родная, не надо, услышат соседи. Я тоже не верю и никогда не поверю в вину твоих родственников. А ты умница, что не отказалась от сестры.
– Карли, Карли, что же теперь будет?! Мне страшно! За тебя, за себя, за Лориньку!
– Не бойся, Чижик. Чему быть, того не миновать. Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе. Ты мне веришь?
– Верю. Только тебе и верю, – она спрятала лицо у него на груди, еще раз всхлипнула. – Пойдем в детскую, ты, наверное, соскучился по дочке.
А в далеком прекрасном Тбилиси произошло вот что.
Несколько месяцев спустя после вступления в новую должность Виталий Иванович составил справку, в коей указывалось на недостаточное количество золота на вверенном ему объекте и как следствие – нецелесообразность существования организации как таковой. Это было чистейшим безумием – в случае одобрения документа в верхах слишком многие оставались без кормушки, а миф о национальных богатствах одной из братских республик лопался как мыльный пузырь. Но гражданин Петров был надменен и дерзок, за что и поплатился.
К ним пришли ночью. Без ордера, но с большими сумками. Виталия увели, коллекционные картины поснимали со стен и сложили в заранее приготовленную тару – «вещественные доказательства». Ни мужа, ни «доказательств» Елена больше не увидела. Через день после ареста, 3 марта 1938 года, гражданин Петров был осужден как английский шпион, а 4 марта расстрелян.
Ни об обвинении, ни об исполненном приговоре тогда ей никто не сообщил, и, возмущенная грабежом и беззаконием, безуспешно пообивав пороги неприступных кабинетов, верная супруга решила добиться справедливости в высшей инстанции – она позвонила прямо товарищу Сталину, благо его рабочий номер в то время был во всех телефонных справочниках – вот она, истинная демократия! Поговорить с лучшим другом всех советских трудящихся не удалось, но секретарь внимательно выслушал и тепло пообещал разобраться с непонятным делом.
На следующий день пришли за ней… Так Леля стала не только ЧСИР (членом семьи изменника Родины), но и врагом народа.
Допросы в Тбилисском НКВД шли ночью. Окна из-за летней жары были открыты, жуткие крики не давали спать. В 1939-м Берия сменит Ежова и запретит пытки, но это будет лишь через год…
Ее
В 1948 году гражданка Петрова Е. В. была освобождена и выпущена на вольное поселение.
Обо всем этом станет известно много лет спустя, а тогда, в самом конце 30-х, по всей стране молотила мясорубка, запущенная Великим Кормчим. Уже был расстрелян Дыбенко, многих знакомых увезли в никуда «воронки». Даже особая бдительность Постышева, проявившаяся в массовых репрессиях в Куйбышевской области, не спасла его самого. Откровенничать боялись даже с друзьями и родственниками. Мария вскакивала, едва услышав в ночи шорох автомобильных шин, просыпалась от случайного луча прожектора.
Ее еще несколько раз вызывали – и к редакционному начальству, и в обком, и в НКВД. Доверительно беседовали, настойчиво советовали развестись. Она негодовала, а душу все больше и больше заполнял дикий, животный страх.
Впрочем, в их жизни все было достаточно спокойно. Карл попрежнему много ездил, все более склоняясь к киножурналистике. В последнее время его часто отправляли на Вытегорское строительство. Мария работала преимущественно в Куйбышеве – не хотела оставлять ребенка. Получив задание взять интервью у Пальмиро Тольятти, приехавшего в СССР в 1940-м, даже расслабилась немного – это говорило об определенном доверии.
Беседа с доброжелательным и харизматичным итальянским коммунистом прошла на ура, иногда она даже забывала, что общаются они через переводчика. Тольятти рассказывал о себе и любви к Советскому Союзу, об ужасах итальянского и испанского фашизма и закончил оптимистично, с улыбкой: «Но вашей стране это не грозит, тем более здесь такие красивые журналисты. Кстати, вы очень похожи на итальянку!»
«Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»
Нарком иностранных дел Молотов закончил свое выступление. Мария сидела над корзинкой со снедью, приготовленной для пикника, и молчала, глядя расширенными от ужаса глазами на мужа. Он мрачно смотрел в окно.
– Карли, что это?
– Война, Марийка. Это война.
– Почему ты так спокоен?! Ты знал, да? Ты знал?!
– Ну я же военный корреспондент!
– А почему молчал? Почему мне ничего не говорил?
– А что бы это изменило? Я берег твой покой. Все, Чижик, мне пора!
– Куда?!
– В редакцию. Пикник, думаю, отменяется.
– Но сегодня же воскресенье!
– Есть дежурные.
Через неделю Карл уехал в командировку, снова в Вытегру. Ничего удивительного, пояснил он, война скоро закончится, а мы должны продолжать работать как обычно.
А еще несколько дней спустя она получила покаянное письмо.
Июль, 1941
Родные мои Марийка и Лоринька!
Простите эту ложь, я не нашел в себе сил сказать правду, не смог бы видеть слез, слышать просьбы остаться. Да, я не в Вытегре, я по дороге на фронт.
Чижик, любимая, пойми: мое место там. Не как журналиста – как мужчины и солдата. Ну вспомни, тебе ведь всегда нравились мои мужские поступки, считай и этот одним из них. Я просто не могу оставаться в стороне в такой момент, мой долг – защитить свою Родину, свой дом, свою семью. И я знаю, что мы победим, потому что именно так думает каждый советский человек.