Где находится край света
Шрифт:
– Да-да-да, седина в бороду – бес в ребро, до самой Коммунальной гнался! Ах, черт в портупее! Таких к стенке ставить надо, чтобы хорошеньких девушек по переулкам не пугали! – и командующий Приволжским военным округом расхохотался.
– Простите, пожалуйста, было темно, я не разглядела, – пролепетала вконец сконфузившаяся надежда советской журналистики.
– А что нам с вами просто по пути, в голову не пришло, милая барышня?
– Извините…
Много лет спустя Мария с удовольствием рассказывала об этом как о забавном случае, но в тот вечер
Как-то раз Антонина, давно уже вдова, решила проведать дочерей. Встреча с Марией ее приятно удивила.
– А ты хорошенькая! – констатировала маман со смешанным чувством удовлетворения и досады. – И самая успешная из всех!
Ну надо же, удостоилась! Машка похвалу восприняла иронично. Да и не относилась мать уже давно к числу тех людей, чье мнение что-то значило. Ощущение было такое, будто приехала погостить дальняя родственница. Та побыла две недели и отправилась к младшей, своей тезке.
Хорошенькая… Да она была просто красавицей! И внимания со стороны мужчин было столько, что иногда раздражало. Везде – на работе, в театре, парке, на улице. Избавиться от назойливых ухажеров острой на язычок барышне труда не составляло.
Николай Абалкин, восходящая звезда журналистики, обхаживал ее долго и упорно, но взаимности так и не дождался. После очередной весьма резкой отставки он не выдержал и решил страшно отомстить. Заключалась месть в том, что отверженный прилюдно заметил:
– Какие некрасивые руки!
– Да, Коля, – улыбнулась Маруся, мгновенно среагировав. – Это последствия полиартрита – детство нелегкое было. Но на некрасивые руки, знаете ли, можно перчатки надеть, а вот что делать с таким носом, как у вас?!
Абалкин обиделся смертельно и долгое время с ней не разговаривал. Со временем он стал известнейшим театральным критиком, литературоведом и телеведущим. Маруся, точнее, уже Мария Васильевна, с интересом смотрела его «Театральные встречи», не без удовольствия, правда, отмечая некоторую слащавость вкупе с иными недочетами и вспоминая былое.
Они столкнулись на лестнице. Она поднималась в редакцию, сдавать материал, а он бежал вниз и чуть не сбил девушку с ног.
– Да что же это такое!
– Простите, простите, пожалуйста, я торопился, ничего не видел!
– Да ничего, смотрите под ноги в следующий раз.
Он стоял и не двигался, внимательно и довольно бесцеремонно ее разглядывая. Она подняла глаза. Как же был хорош этот высокий, стройный военный! Черные, как вороново крыло, волосы откинуты назад, высокий лоб, четко очерченные густые брови, большие выразительные глаза, классической формы нос, упрямый рот, волевой подбородок. «Нет… Слишком, слишком красив!» – подумала Маруся. Сама она – маменькина заслуга! – никогда не считала себя красавицей, хотя таковой и являлась.
– Карл Карлович Еник, военный корреспондент, – отрекомендовался тем временем молодой человек. – А вас как зовут?
– Мария. Мария Васильевна Кузьмина,
– Значит, встретимся. И, надеюсь, не раз, – улыбнулся он. – Мария… Прекрасное имя! Как и его хозяйка. А можно, я вас подожду, а потом провожу?
– Вы, кажется, куда-то очень спешили? – она строго взглянула и быстро пошла наверх.
Когда Маруся через полтора часа вышла, новый знакомый шагнул ей навстречу и широко улыбнулся:
– Долго же вы! А я уже закончил все свои дела.
– С чем вас и поздравляю!
– А вам совершенно не к лицу эта надменность – заметно, что наносное. Знаете, – он продолжал живо, доброжелательно и невозмутимо, будто не замечая ее недоумения, – у меня замечательная идея: мои друзья сегодня устраивают вечер поэзии, начало часа через два. А пока мы могли бы погулять в парке.
Она и самой себе не могла бы объяснить, почему согласилась. Может, из любопытства? Или из желания присмотреться и позже поставить на место самонадеянного красавца? Но это определенно не была любовь с первого взгляда!
Вечер, впрочем, был замечательным. Читали Северянина, Гумилева, Ахматову, Волошина, исполняли романсы на их слова, танцевали. После шли по ночному городу, снова говорили, спорили.
– Вам понравилось?
– Да, очень мило, но…
– Но что?
– Все это… – она смутилась, не зная, как определить бушующие в мыслях противоречия. – Это мелкобуржуазно и пошло! А мы – советские журналисты!
– Марусенька, ну что за штампы! – Карл засмеялся. – И потом, разве там было что-то антисоветское? Любовь, дальние страны, романтика… Это вечно и никоим образом не зависит от общественного строя. Вы ведь любите Пушкина? А его таким манером тоже можно в пошлости обвинить!
– Нууу, – растерянно протянула она, – Пушкин – это совсем другое!
Маруся лукавила. Ей не просто нравились, ее завораживали стихи Северянина, и почти все их она знала наизусть, а над ахматовским «Сероглазым королем» рыдала еще гимназисткой, но во времена всеобщей индустриализации и электрификации признаваться в этом, да еще военному корреспонденту, казалось неприличным. Он между тем продолжал:
– Вот скажите, что пошлого в этих строках:
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровомПо аллее олуненной Вы проходите морево…?И она подхватила:
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,А дорожка песочная от листвы разузорена —Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый…Они прогуляли почти до утра, читая любимые стихи, смеясь, болтая. Он боготворил Маяковского, даже однажды встречался с ним. Да и сам был похож на своего кумира. Вот тут они не совпадали: Марусе не нравились рубленые строки Командора. Но с Карлом было необыкновенно интересно, как ни с кем и никогда.