Где нет княжон невинных
Шрифт:
— Ты меня заговорить хочешь или к чему-то клонишь?
— Заговорить? — Теперь ей пришлось обернуться. Как он и предполагал, она была бледна. Слишком бледна.
— Не знаю, — признался он. — Может, чтобы в постель не идти, а может, чтобы не разговаривать о серьезном. Но чувствую, что то или другое — наверняка.
— Плохо чувствуешь, — спокойно отметила она.
— Но, разумеется, в постель ты не хочешь?
— Сейчас мы к этому перейдем. — Она присела на стульчик, наклонила голову, чтобы скрыть гримасу боли. Ногу сгибать было трудно. — Сначала разберемся с наконечниками.
— Отсюда вывод?..
— Что кто-то их специально на такой случай изготовил. Также, как подготовил стрелков и медведеублюдков.
Дебрен по ее примеру тоже принялся споласкивать руки в тазу. Через крышу, а может, приоткрытые двери он слышал посвист ветра. И ничего больше.
— Грифон подготовился лучше, чем мы думали, — буркнул он, оглядываясь. — Ты это хочешь сказать?
— Мы не выиграем. — Он мог бы поспорить, что и она не глядит в его сторону. — Из боеспособных остались только ты и Петунка. Мы боялись драться с Пискляком, когда были вшестером и с арбалетом. Арбалет ты мне своей молнией раздолбал. Ты не виноват, но теперь у нас нет ни одного. Палочка, даже если ее никто не растоптал, черт знает где валяется. Збрхл ранен. Дроп куда-то запропастился. Йежин… — Она вздохнула. — На Петунку я бы рассчитывать не стала. Остаешься ты и холодное оружие, а какой из тебя фехтовальщик, мы оба знаем.
— И какой отсюда вывод? Ты же к выводу клонишь.
— Кто-то ведь должен. Вывод очень прост. Надо соглашаться на условия этого полосчатого уродца. Когда нас было шестеро на одного, мы раздумывали. Сейчас нас гораздо меньше, а их, когда они перестанут паниковать, возможно, будет трое. Если не больше. Не исключено, впрочем, что Пискляку достанется драться в одиночку. Может, те двое сбежали совсем. Только мы-то этого не знаем наверняка. Иначе говоря, кто-то должен тылы оборонять, прикрывать отступление.
Наконец их взгляды встретились.
— Себя ты считать перестала, — проворчал он.
Она одарила его взглядом, который так же походил на обычный, как оставшийся от костра пепел на бурно полыхающее пламя.
— Потому что на меня рассчитывать нельзя, — сказала она даже не очень горько. — Знаешь, почему умирает Йежин? Потому что я не сумела пролезть сквозь этот сраный частокол, хотя от двора, считая с поленницы, там едва пара стоп. Потому что я все время его наверх затаскивала. Потому что потом алебарду упустила на вашу сторону, и он остался без оружия. Потому что я свалилась, когда на нас тот урсолюд прыгнул. Потому что Йежину пришлось с голыми руками… — Она сглотнула. — Дерьмо я, а не солдат.
— Не твоя вина. — Вообще-то он верил в то, что говорит, только не мог выскрести из себя ни искры соответствующей пылкости. — Ведь у нас был конь… Грифон знал, что если мы вынуждены будем согласиться на его условия, то нам понадобится второй… Двое раненых… Он знал. Они с Дропом болтали долго. А с тактической стороны, раз уж он на борьбу поставил, ему тоже выгоднее было выпустить нас на тракт и вдали от Дома… Кто мог предвидеть, что так глупо?..
— Это уже в прошлом, — прервала она. — Я ведь говорю не для того, чтобы оправдываться. Просто объясняю, почему меня следует вычеркнуть
Дебрен подошел к ней. И к ее коленям, старательно укрытым платьем, куцым, неприлично коротким и не всегда закрывающим колени таких скверно воспитанных девиц, как Ленда Брангго. Потом присел. Пока что далеко от столика, опершись спиной о ложе. Он был усталый, весь в синяках и имел право дать отдых ногам. Но тут же скрытые под синей тканью колени девушки прижались одно к другому в защитном рефлексе.
— Кстати о твоих ногах… У меня давно не было случая их осмотреть. — Он по-прежнему не двигался с места. — Я знаю, что ты скажешь: в мойне. Только ведь выше щиколотки я не…
— Не ощупывал? — Она уловила момент. — Вот и хорошо. Пользы от этого не было бы никому.
— О чем ты, княжна? — нахмурился он.
— О том, что ты напрасно тратишь на меня время. Конкретно: на мои ноги. К тому же вдвойне. И как медик, и как мужчина. Медику я удовольствие не доставлю, потому что на мне все как на собаке заживает. Такую вылечить — никакой пользы и радости. А что касается… мужчины… — Она осеклась.
— Мне есть от тебя польза, — сказал он тихо.
— Да, знаю, — фыркнула она. — Если надо кого-то болтом угостить, в башку стрельнуть. К тому же с Лендой можно болтать, она человек забавный.
— Мне хорошо с тобой. — Он, не поднимаясь, придвинулся к ней, опустился напротив гневно сжатых коленей. — Сколько раз можно повторять?
— Вообще не нужно. — Голос и взгляд не были злыми. Скорее пришибленными. — О некоторых вещах просто не следует говорить. Некоторые вещи просто видны. Особо большого опыта у меня в таких вопросах нет, наверняка не как у чародея, который по всему свету сладкий мед попивает. Но знаю, как можно понять, что парню было хорошо с бабой.
Он протянул руку, попытался отодвинуть ее левое колено, поврежденное при катастрофе веретена. Она не позволила.
Мягко, но решительно накрыла его ладонь своей. Немногим меньшей. Исцарапанной. Ладонью, прикосновения которой он жаждал и прикосновение которой сейчас причиняло боль.
— Ленда…
— Успокойся, — тихо проговорила она, отводя глаза. — Это понемногу становится грустным. Ты не Претокар, я не Ледошка. Лет нам — по самым скромным подсчетам — в два раза больше, да и жить нам довелось не в диком ранневековье. Знаешь, как сегодня нормальный, современный человек оценивает такую ситуацию? Взрослую бабу, которая голышом с голым мужиком в мойне просиживает и ничего, кроме пота, из него не выжмет?
Ленда отвернулась. Он отнял руку. Глядел на ее чуть длинноватый нос и на выпяченную больше, чем обычно, нижнюю губу. Казалось, Ленда с презрением смотрит на весь свет, хотя в действительности просто старается не дрожать. У него мелькнула мысль, что именно такие профили должно чеканить на монетах. Нет, она не была Ледошкой и не была княжной. А в ее парике, как во всем, что отдает бордельным промыслом, было что-то дешевое, но если б у него был свой монетный двор…
Ха, легко сказать. Мужчина, даже вполне зрелый, запросто делает девушке такие комплименты. Даже после посещения мойни.