Где нет княжон невинных
Шрифт:
— Здесь? — Збрхл тут же вскочил с табурета и ударился о комод. По лицу его пробежала гримаса боли. — Не плети глупостей, коза. Иди спать, а мы… где-нибудь по соседству…
— Штаны скинем? — догадалась она, взяла таз и поставила на проволочную сетку, накрывающую угли грулля — или, может, грилля. — Не дури. У тебя под штанами кальсоны. Не таращись: штаны тебе нетопырь разодрал, вот я и знаю. А здесь есть все, что требуется для медицинских процедур. Если тебе мешает мое общество, могу подождать за дверью.
— Комнат достаточно, — неуверенно сказал Дебрен. — Может, действительно лучше…
— Пустых
— Ты знаешь, почем нынче мыло? Тряпки? — прервал ее возмущенный Збрхл. — Да и вода в горах порой капризничает. То есть в колодце, а потом ни с того ни с сего… И народ здесь бывает не часто. Так что не цепляйся к Петунке, состояние комнат свидетельствует об уме и хозяйственности, а не о том, что она вроде бы как… — Он замолчал.
— Садись, — велел магун. — Ленда права: здесь у нас есть все. А главное — у нас нет времени. У тебя идет кровь. Может, не сильно, но если будем и дальше языками трепать… Ленда, в постель.
— Я помогу. — Она направилась к ним. — Рана сквозная. Нужна пара рук.
— У нас две пары, — заметил Збрхл.
— У тебя может случиться обморок.
— У Збрхла обмороков не бывает, — заявил он не столько раздраженно, сколько хвастливо. — Зачем тебе нож, Дебрен?
— Надо отрезать штанину.
— Штанину? Ты ошалел? Это ж брюки из Эйлеффа. Знаешь, сколько они стоили? Чертовски модные! Когда их Солган увидела, то у нее слюнки потекли. Да еще так ногами сучила, что того и гляди из собственных выскочит и… — Он опомнился. — Прости, коза.
— Лелиция Солган? — Глаза у Ленды сделались круглыми от изумления, она даже забыла поморщиться, хотя Дебрен замечал за ней это всякий раз, когда она, как сейчас, опускалась на колени. — Та пресловутая политическая хроникерша? Законодательница мод? Столп движения за освобождение женщин? Ты ее знаешь?
— Как свои пять пальцев. Думаю, это ясно, коли она предлагала мне такой обмен? Чертовски независимая дамочка. — Он помассировал кожу около левой ключицы. — У меня до сих пор не вполне зажили побочные результаты ее независимости. Но чтобы с совершенно чужим… Ну нет, этого я о ней не скажу.
— Лучше ничего не говори, — холодно бросил Дебрен. Он отжал тряпочку, смоченную в водке, заменил ее другой. Потом принялся точить нож.
— Хотя бы думай, о чем говоришь, — нахмурившись, заметила Ленда. — Я считаю, тут виноват неудачный подбор слов, но ты это так сказал, словно Лелиция тебе в обмен за эти портки не собственные штаны предлагала, а… ну, понимаешь. Мне ясно, что речь идет о твоей задетой мужской гордости, пострадавшей от уколов ее иронии, но какой-нибудь простодушный человек может подумать…
— Послушайте, а может, покончим с портками? — предложил магун. — Оттягивай, а я буду резать. Штаны облегающие, но эластичности рейтузов им не хватает. Дурная эта Солган. Чтобы ради такой дряни… Ну, чтобы сучить ножками и исходить слюной из-за такой пакости?
— Сам ты дурной, — гордо заявил Збрхл, наклонился и взял у изумленного Дебрена нож. — Это самый что ни на есть пик моды. Такие кожаные полурейтузы теллицкие алебардщики
— Отдай нож.
— И не говори о блуде, — добавила по-прежнему раздраженная Ленда. — Тем более не сделав соответствующей паузы. Потому что от знаменитой Лелиции ты как-то удивительно легко напрямую съезжаешь на эту тему. Кто-нибудь посторонний, проходя по коридору, может решить, что одно с другим как-то связано. А между тем — не связано.
— Округлости, — захохотал он, — округлости связывают. Феминистичная из нее баба, факт, но согласись, Дебрен: есть на чем присесть, куда духу набрать, чтобы потрепаться о превосходстве бабской породы. И ни одного плоского местечка.
— Ты знаешь Лелицию? — Дебрен попытался припомнить, когда Ленда последний раз одарила его столь же уважительным взглядом. Безрезультатно. — А, Дебрен?
— Мимолетно, — буркнул он. Правда, они тоже были знакомы мимолетно, и все сложилось так неудачно, что ни одеждой, ни магическим талантом он не имел ни случая, ни возможности щегольнуть перед Лендой. Из-за хронического отсутствия одежды, денег и книг с самыми сложными заклинаниями. Но все же…
— Ну конечно, мимолетно. Как правило, большие люди позволяют нам, серым мышкам, узнать себя лишь мимолетно, что, увы, не освобождает нас от обязанности защищать их честь и достоинство.
— Ты собиралась пойти в постель, — буркнул он. За воспоминанием о госпоже Солган последовали другие, и эти другие были вполне своевременны, чтобы испортить настроение. Дом на безлюдье, никакой помощи, вокруг враги. Тогда он выжил, потому что помощь все же пришла. Собственно, прилетела. Но сейчас небо не пошлет им умного болта. С неба падают только кровожадные грифоны, нетопыри и летят камни. Он подумал о камнях и добавил: — И накройся как следует. Голову тоже. Подушкой.
— Чтобы не слышать, какие глупости несет этот морвацкий чурбан? И не подумаю. Потому что, если кто-нибудь ему наконец не объяснит, к чему приводят неудачные формулировки, то он и меня когда-нибудь перед людьми, не желая того, замарает. Я уже слышу: Ленда? А как же, знаю, знаю. Залезла в постель, даже в спешке грязных ног не обмыв, и ждала, когда же я наконец портки скину.
— А ты, случаем, не сдурела, коза? — обрушился на нее Збрхл. — Ты что, считаешь меня толстокожим неучем?! Может, у вас, в кавалерии, в офицеры берут таких бесчувственных болванов. Да и на что конному чувство: для размышлений у него конь с большой башкой. Но от нас деликатность требуется, тонкость. Ты знаешь, на сколько порой надо передвинуть баллисту, чтобы попасть в нужное место? На десятую долю румба! А вы, в коннице, вообще-то знаете, что такое румб, не говоря уж о его десятой части? Ни хрена вы не знаете. Вам достаточно двух сторон света: куда конь смотрит и куда… ты уж прости, срет. А я, бывает, вынужден ночью, совершенно вслепую в крепость из машины целясь, чуть-чуть молотом по катапульте стукнуть, на долю румба ее…