Где папа?
Шрифт:
Уродливый нос
Оказалось, что у Кьяры аллергия на ВСЁ. На пшеницу, рожь, кукурузу, гречку, овсянку, груши, яблоки, сливы, картофель, свинину и вообще… Просто на всё. Ей можно было только рис, перловку, печёное яблоко и говядину. Ну да, горох ещё и прочие зелёные овощи, но она же их ненавидит.
— Не пойму я, — растерялась Татьяна, — пшеницу вот нельзя. И никакой хлеб нельзя? Даже из пекарни «Волконский»? Ну, вы знаете, она в центре, очень солидная пекарня…
—
— Мне?!
— Девочке! Вашей! Будете кормить по списку — всё будет хорошо. И ещё мазать кремами. Нашими. Вот этот — за тысячу, этот — за полторы.
Она сунула Татьяне две пластиковые банки без надписей. Татьяна вздохнула с облегчением. Она явно ещё не догнала, что у Кьярки аллергия и на детское печенье, которым она только и питается, и на коровье молоко (на козье — нет, ура!), и на кукурузные хлопья, и всё это сейчас под запретом. Зато вот дорогие кремы — это, конечно, по Татьяниной части. Тут она дока.
— Хорошо! — радостно кивала она, доставая деньги. — Конечно! Этот утром и вечером. Этот раз в день, после купания. А он правда хорошо увлажняет? А что в нём? О, экстракт трав! Отлично. Надо мне будет тоже попробовать. У меня кожа на руках сохнет, просто ужас. Не поверите.
Я со вздохом начала собирать Кьяру. Подарила ей бычка, которого специально купила сегодня утром в палатке. У меня такой в детстве был, на подставке. Нажмёшь пальцем на подставку, он и падает, подогнув тонкие ножки.
— Вы потрясающий доктор, — сказала Татьяна, — как у вас всё по-умному поставлено. Пришел больной, а вы ему — сразу средство.
Она открыла баночку с Кьяриным кремом и понюхала.
— Да ещё и какое средство! Вот так все доктора должны работать. Просто выдавать сразу лекарства. Отлично же. Очень удобно. Я так рада, что нам вас порекомендовали. У вас столько достижений…
Татьяна кивнула на стену, а Ящерица надулась от важности, хотя и смущённо отмахивалась. А потом вдруг привстала и говорит:
— Погодите-ка. У меня одна мысль появилась.
— О, у доктора Хауса тоже постоянно озарения! — обрадовалась Татьяна. — Я так люблю, когда он вдруг…
— Покажите ногу, — велела мне Ящерица, подойдя к нам. Теперь она смотрела на красное пятно долго. Даже достала фонарик и посветила. И вдруг нахмурилась.
— А знаете что… У меня появились сомнения. И кажется, они подтверждаются.
— Это не аллергия? — с улыбкой спросила Татьяна.
— Это онкология, — ответила Ящерица, глядя в глаза Татьяне.
Я уставилась на доктора.
— Ну, — сказала Ящерица, — вы пока подождите. Надо проверить. Но очень похоже.
— Н-на онкологию? — пробормотала Татьяна.
Только сейчас я увидела, что у неё нереально уродливый нос. Потому что
— Быть такого не может! — выкрикивала она сквозь рыдания. — Она недавно диспансеризацию проходила!
— Ну, — обиженно сказала Ящерица, возвращаясь к ноутбуку, — мало ли как ЭТО бывает. Вот у меня был случай…
Она защёлкала клавишами. Но Татьяна затрясла головой. Кьяра глядела-глядела на мать, а потом тоже заплакала.
— Послушайте, — я наконец вспомнила, что умею говорить, — Татьян, а может, вам пока в коридоре немного… успокоиться? Вы Кьярку пугаете.
— Да, — мягко сказала Ящерица, — я понимаю, стресс…
— Скажите, что с моей дочерью! — крикнула Татьяна и тут же сказала: — Ну вот…
У неё потекло из носа, она принялась хлопать себя по карманам в поисках бумажных платков.
— Возьмите салфетку у медсестры на посту, — посоветовала Ящерица и указала на дверь.
— Я сейчас, — буркнула Татьяна, встала и направилась к двери, всё так же закрывая лицо руками. Я посмотрела ей в спину и подумала, не вывести ли Кьяру, но, как только Татьяна вышла, девочка успокоилась и стала играть с бычком.
— Рак кожи лечится довольно успешно, — сказала Ящерица, — вот у меня был случай. Поймали в самом начале. И вылечили. Я называю его успешный раковый случай.
— Рак кожи, — повторила я.
И впервые в жизни ощутила, каким горьким на вкус может быть слово «рак», если оно употребляется в ТАКОМ смысле.
Не вязалось у меня это слово с розовощёкой пухлой Кьяркой, хихикающей каждый раз, когда падал бычок. Хотя, кажется, это нормально. Положено горевать. Положено не верить.
Я ведь не сразу поверила, что папу забрали.
Вот и тут. Как только я это подумала, меня словно кто-то схватил за горло холодной железной рукой.
— Я плакать не буду! — сказала я даже не доктору, не Кьяре, а бычку, который падал с довольным видом, показывая, что и упасть бывает приятно.
Может, бычку и приятно. А если я тут упаду — так кто Кьяру домой-то потащит?
«Хочу к маме», — промелькнуло в голове.
Забиться к маме под крыло, прижаться к плечу, закрыть глаза, всё забыть! Никогда не ходить в гости к Андрюше! Не относить этого дурацкого зайца! Жить, читать, ждать папу и мечтать стать смотрителем на маяке! Не видеть, как плачет девочка, когда ей царапают руку и капают аллерген, не слышать, что у неё может быть рак кожи.
Я затравленно огляделась. Меня как будто окружили. Хотя в кабинете и никого не было, кроме Кьяры, играющей с бычком, да доктора, которая всё щёлкала клавишами, перебирая свои успешные раковые случаи.