Где распростерся мрак…
Шрифт:
— Доверяете ему?
— В свое время — да.
— А сейчас?
Фелдман покачал головой:
— Положа руку на сердце, я не верю в то, что Гимли убил профессора. Для этого не было оснований, к тому же мы и близко не обсуждали подобные темы. Гимли всегда производил впечатление уравновешенного человека. Скажем, в онлайне люди частенько ведут себя агрессивно, потому как они там полностью анонимны, а вот Гимли никогда себе такого не позволял, а кибертроллей вообще держал за идиотов. Но я не могу на сто процентов
— Вы прилетели в Исландию, чтобы помочь ему?
— Ну да, — кивнул Фелдман. — В пределах моих возможностей, разумеется. До этого мы общались через его адвоката, Кристьяна Гилфассона, но потом я решил, что проще самому во всем разобраться на месте.
— И заодно поискать колечко, — напомнил Магнус.
— Да я даже не знаю, существует ли оно, — возразил Фелдман.
— Но очень хочется узнать, правда?
— Вы меня арестуете?
— Нет. По крайней мере не сейчас, — ответил Магнус. — Однако паспорт я у вас заберу. Поживете пока в Исландии. И зарубите себе на носу: если вы найдете хоть какое-то кольцо — настоящее или поддельное, не важно, — в следующую секунду вы сообщите об этом мне. Я понятно излагаю? Потому как речь идет об уликах. — Фелдман поежился под свирепым взглядом сержанта. — А если я узнаю, что вы затеяли кое-что от меня утаить, я вам гарантирую интересное времяпрепровождение в исландской тюрьме.
Глава двадцать третья
Инкилейф молчала, с головой уйдя в работу, и только ее глаза перебегали с рождавшегося рисунка на кусок выложенной рыбьей кожи. На сей раз речь шла о нильском окуне — его чешуйки намного превосходили лососевые, а текстура была грубее. Изумительный светло-голубой, прозрачный цвет. Девушка создавала модель для портмоне; такие вещицы всегда популярны.
Она редко когда оставалась сидеть в магазине после обеда по вторникам: сейчас за салоном должна приглядывать ее партнерша Сонна, художница. Хотя причин для волнений имелось вдоволь, приятно хотя бы на пару часов занять себя творчеством. После окончания университета Инкилейф год провела во Флоренции, обучаясь там работе с кожей, а по возвращении в Исландию стала заниматься в Академии изящных искусств, где экспериментировала с рыбьей кожей. Этот материал на удивление разнообразен. Чем больше девушка с ним работала, тем больше открывала для себя новые возможности.
Задребезжал звонок. Инкилейф жила в двухкомнатной квартирке на верхнем этаже небольшого дома в центральном квартале Рейкьявика, неподалеку от салона. Спальня, несмотря на свое название, служила ей одновременно мастерской и — довольно редко — гостиной, так что спать приходилось в соседней комнате. Обстановка спартанская, минималистичный исландский стиль: белые стены, изобилие дерева и почти полное отсутствие ненужного барахла, хотя при всем при этом свободного места почти не оставалось. Впрочем, в таком престижном
Она спустилась, открыла дверь. На пороге стоял Петур.
— Песи! — Ее вдруг страшно потянуло броситься к брату в объятия. Он на пару секунд крепко прижал ее к груди и погладил по голове.
Наконец она отпрянула. Петур смущенно улыбался, явно удивившись столь бурному проявлению родственных чувств.
— Давай заходи, — потянула его Инкилейф.
— Извини, что я тогда не позвонил…
— Ты имеешь в виду, после убийства Агнара? — Она уселась на стеганое покрывало, которым была застлана ее кровать, и откинулась спиной на стену. Петур подвинул себе один из стульев с хромированными ножками.
Он кивнул.
— А ты знаешь, меня это даже порадовало, — заметила Инкилейф. — Представляю, до какой степени ты бы на меня разозлился!
— Я же тебе говорил: не надо продавать сагу.
Девушка бросила взгляд на брата. В его глазах поровну читались любовь и досада.
— Да я помню… Ты уж не ругай меня, я и сама теперь локти кусаю. А что мне было делать? Где взять денег?
— Ну сейчас-то, наверное, у тебя все получится, — пожал плечами Петур. — Я так полагаю, ты же можешь ее продать?
— Вот уж не знаю, — ответила Инкилейф. — Я еще не уточняла… Деньги меня больше не интересуют. Вся эта затея была колоссальным идиотизмом.
— Полиция тебя уже навещала?
— И не раз. А тебя?
— Да заглядывали на днях… Можно подумать, я много чего знаю.
— Они считают, что Агнара убил какой-то англичанин. Тот самый дядька, который выступал от имени американского покупателя.
— В новостях почему-то вообще не упоминают сагу, — заметил Петур.
— Так это понятно: полиция не хочет никакого шума, пока не завершится расследование. А сагу они забрали в лабораторию. Тот детектив, с которым я разговаривала, всерьез считает, что это фальшивка. Ну не болван ли, а?
— Фальшивка… Эх, если бы, — вздохнул Петур. — Но ведь они рано или поздно ее обнародуют, правда? И тогда со всех сторон навалится мировая пресса. Нам придется давать интервью, пускаться в воспоминания, видеть сагу на обложках всех исландских журналов…
— Понимаю. Если хочешь, все это могу взять на себя. Я же знаю, что ты терпеть не можешь любые темы, связанные с сагой. И в конце-то концов, виновата я…
— Спасибо за предложение, — ответил Петур. — Я его обдумаю.
— Мне надо тебе кое-что показать, — сказала Инкилейф. Она сходила за сумочкой и передала брату письмо от Толкина — второе, датированное 1948 годом.
Он развернул его и, нахмурившись, принялся читать.
Инкилейф ожидала более живой реакции.