Где рождаются циклоны

Шадурн Луи

Все в душе уважают его. Как-то ночью сильный прилив, громадной бесшумной волной, сорвал деревян­ный помост в порту, так что в городе ничего не было слышно. На следующий день каторжники вытаскивали балки, большие просмоленные доски, сорванные, изло­манные и точно изрубленные этой таинственной вол­ной, которая регулярно, каждые десять лет, подни­мается из морских глубин и сметает работу людей.

Проходя около каторжников, работавших с голыми ногами, с обнаженным до пояса татуированным туловищем и надвинутыми на бледные бритые

лица соло­менными шляпами, я услышал, как один из них, та­щивший толстую балку, сказал с восхищением:

Только то и уцелело, что было сделано monsieur Годэном!

Артемиза.

Ее дом, среди зелени, господствует над городом, над пальмами и манговыми деревьями. Перед самым домом растет красивое дерево, называемое „момбин“, с вет­вями, похожими на мускулы борца; при доме маленький садик, в котором растет несколько бананов; в тот час, когда в городе люди изнывают от духоты под поло­гами от москитов, морской ветер освежает ее комнаты.

Артемиза одета в платье из кретона с цветочками, на голове у нее панама. Сама она маленькая, круглень­кая, с лицом светло-каштанового цвета. Небольшие, черные и очень живые глаза; нос немного приплюсну­тый, короткие курчавые волосы и золотые кольца в ушах. Эго вполне восцитанная особа, говорящая по-французски и по-английски. Она живет на окраине го­рода, но у нее много друзей в колонии среди так называемых „ порядочных “ мужчин. Все более или менее видные европейцы посещали ее и до сих нор еще рас­сказывают об ее воскресных завтраках.

У нее, кажется, было несколько серьезных увлече­ний, которые оканчивались с уходом пакетбота. Одно из них длилось дольше других. Один ирландец поса­дил в ее садике маленькое деревцо, которое совреме­нен превратилось в большое развесистое дерево. Арте­миза показывает его с гордостью и говорит с некоторым опенком меланхолии:

– „Это дерево 0‘Бриена“.

Пo праздникам Артемиза ходит в церковь, два раза в неделю бывает в кинематографе и время от времени посещает бал „Кассэко"; но не танцует, так как пу­блика там слишком смешанная. Она ведь „Мамзель Ар­темиза".

Она не чуждается местной политики. Кандидаты в депутаты не пренебрегают ее указаниями. Иногда по вечерам у нее на веранде происходят длинные сове­щания, в тот час, когда звезды сверкают над паль­мами, трещат кузнечики, летают летучие мыши и воз­дух напоен запахом розового дерева.

Один из ее друзей возил ее во Францию. Она ви­дела Париж, но помнит только Мулэн-Руж.

Как и ее сестры, она очень щепетильна насчет цвета кожи. Я прошу разрешения сфотографировать ее, но она oтказывает, опасаясь, что я буду показывать парижанкам портрет маленькой „Мамзель негритянки".

Бал Кассэко.

Обсаженная манговыми деревьями площадка. Све­тит полная

луна и звезд не видно. Тина в ручейке ка­жется посеребренной. Огненные мухи летают среди вет­вей. В тени, под, деревьями, горят коптящие керосино­вые фонари, освещая маленькие столики.

За столиком сидят женщины и их черные локти выделяются на белых скатертях. Подают кофе и пунш. Молодые негры, не старше четырнадцати лет, не смор­гнув, выдувают две полных чашки белой тафии.

Ацетиленовые лампы ярко освещают вход в казино: большой сарай с цинковой крышей. Из-за билетов происходит драка. Сегодня суббота и бал Кассэко.

Вокруг залы идет деревянная галлерея и стоят скамейки. На эстраде оркестр, состоящий из виолон­чели, тромбона и кларнета. Немного ниже музыкантов сидя на полу лицом к ним, негр трясет ящик с гвоздями. Это необходимая принадлежность негритянской хореографии. Другой, в такт музыке, ударяет по скамейке двумя кусками дерева.

Музыка гремит. Бал начинается.

Оркестр играет вальсы, польки и мазурки в бешеном темпе, а палки и коробки с гвоздями отбивают такт. Инструменты издают резкие, неприятные звуки. Но эта дьявольская музыка захватывает вас. Грохот "ша-ша“ отдается в голове; резкие звуки кларнета раз­дирают уши; но, несмотря ни на что, ритм этой музыки увлекает вас.

До сих нор пустая зала наполняется в несколько минут. Сюда приходят искатели золота или каучука, вернувшиеся с золотоносных участков или из леса.

По большей части это люди, которые прибыли только вчера, полуголые, в рваных штанах, в, старом жилете, одетом на голое тело, с саблей для рубки лиан у пояса, и которые сегодня вечером отплясывают здесь в белом, тщательно выутюженном костюме, в круглой соломенной шляпе и в шелковых носках.

Они провели в зарослях несколько недель, работали под солнцем, на золотопромывательной машине, затем вернулись с самородками, золотым песком и драгоцен­ным каучуком.

Они пропустят свой заработок в несколько дней, затем контора выдаст им аванс, которого едва хватит, чтобы запастись на дорогу провизиями, после чего они снова, как здесь говорят, „поднимутся".

А, пока-что, они танцуют с девицами, возбуждая досаду городских франтов.

Много женщин: одни одеты в сильно накрахмален­ные пенюары, благодаря которым кажутся громадными; на других мишурные платья яркого оранжевого или розового цвета; попадаются и европейские туалеты, глядя на которые, можно умереть от смеха, и такие шляпы, что в сравнения с ними оперение попугаев-ара покажется тусклым. Время от времени поднимается юбка и видны желтые чулки и черные ботинки. Все эти дамы для танцев одевают чулки. К счастью, боль­шая часть из них, вместо шляп, повязывают голову мадрасским платком, таким образом, что два узла тор­чат как рожки и эти ярких цветов платки красиво вы­деляются на фоне темной кожи.