Где-то есть ты…
Шрифт:
Через секунду из машины пулей выскочил Митя и помчался за мной. Я сделала Владу знак, чтобы он открыл мне свою. После того как дверь машины открылась, я плюхнулась на заднее сидение и закрыла лицо руками. Митя сел рядом и обнял меня:
– Я сейчас приду, не плачь.
Он выскочил из машины. Я обернулась и увидела, что Саша вышел из подъезда, они с Митей поговорили, обнялись и пожали друг другу руки. Потом тот сел в машину к Паше, а Митя вернулся и вместе с Милой и Владом подошел и сел ко мне.
– Теперь можно ехать, – Митя захлопнул за собой дверцу.
– Я не
– Нет, – прошептала я, смахивая слезу.
– Это он, да? Саша? Он опять обидел тебя?!
– Давай потом, хорошо? – Я уставилась в окно, провожая взглядом Пашину машину.
Митя обнял меня, и мы поехали в аэропорт. Такого двойного унижения я не испытывала никогда в жизни.
Мне так хотелось сказать ему, чтобы он остался. Плакать, умолять, но только не отпускать так далеко. Но Митя уже держал в одной руке билет, а в другой – чемодан, а какая-то женщина деловито объявляла в громкоговоритель посадку на самолёт.
– Давай, брат, счастливо тебе добраться! – Обнял его Влад, а затем похлопал по плечу.
– Давай, Дим, звони, пиши, – обняла и поцеловала его Мила.
И только я стояла и не могла сдвинуться с места. Ведь стоило его обнять, как он улетит в Милан и оставит меня одну. В эту секунду я забыла все унижения, пережитые пару часов назад. Забыла всё, что занимало прежде мои мысли. И впервые в жизни испытала странное чувство, неведомое мне прежде по отношению к Мите. В последнее время я так отчаянно гонялась за Сашей, что совсем забыла о друзьях, о том, что связывало нас так крепко, держало вместе. Мы так сроднились с Митей за этот год, что я уже заранее ощутила эту пустоту, которая наступит с его уходом.
За секунду в моей голове пронеслись все наши чаепития в ресторанной кухне, наши посиделки дома, прогулки, разговоры и любимые песни. Он посмотрел на меня так нежно, что я поняла: Митя чувствует то же самое. Сама от себя не ожидая, я бросилась ему на шею и разрыдалась.
Не помню, что было дальше. Не помню, что он мне там говорил. Помню только его запах и крепкие объятия. Помню, как он уходил, постоянно оборачиваясь, посылал воздушные поцелуи и тайком пытался вытереть слёзы.
Очнулась я уже по дороге домой, в машине. Разжала кулак, а там – ключи от его квартиры. Я прижала их к сердцу и посмотрела на небо. Где-то там, вдалеке, его самолёт.
Я буду ждать тебя. Буду ждать.
А потом я набрала ему сообщение, в котором описала всё, что было на сердце. Вытерла слезу и отправила.
4 июня 2010 года
– Снимай, сука! Быстро! – орал он, схватив меня за голову.
– Хорошо…
Я быстро нащупала в заднем кармане саморез. Достала, сжала в кулаке. У меня было две секунды, чтобы решить, куда ему его воткнуть: в шею или в глаз… И решить как можно скорее.
– Тогда помоги мне, – простонала я, судорожно оценивая свои шансы.
Гена отпустил мои волосы и приподнялся со стула. Его большие волосатые руки потянулись к моей талии, чтобы взяться за края футболки. Я наблюдала за его движениями
За пару мгновений мне предстояло решить, как правильнее поступить. Воткнуть ему саморез в шею? Хорошо, но даже если у меня это получится, то надолго ли это выведет его из строя? Я не знаю, где находятся жизненно важные артерии и вены, повреждение которых могло бы вызвать большую кровопотерю. Хватит ли мне той пары секунд, на которые он застынет от неожиданности?
А если ударить в глаз? Тогда он сразу потеряет ориентацию. Будет в полнейшем шоке. Повезёт – сразу ослепнет. Но и при таком раскладе этот циклоп будет крайне опасен, как те курицы на ферме, что бегают туда-сюда без головы перед смертью. И будет настолько взбешён, что не оставит на мне и живого места, если сразу не прибьёт. Второй вариант более рискованный, но дал бы мне больший шанс на победу.
Я посмотрела на грязную пену, которая плавала перед моими глазами. Там, под водой, в моей левой руке был зажат кусок мыла, который я так и не решалась отпустить. А в правой между указательным и большим пальцами – маленький гнутый саморез, так и норовивший выскользнуть при любом неловком движении.
Так ты хочешь жить, Ева, или нет?!
Мне захотелось громко крикнуть, как это делают воины в голливудских фильмах перед нападением, это и вправду придало бы сил. Но упустить возможность атаковать внезапно мне не хотелось. Ещё и моё измученное тело в последний момент отозвалось такой тянущей болью, намекая отступить перед страхом смерти, но было уже поздно. Я всё решила. Решила спасаться во что бы то ни стало. Первый раз в жизни мне так захотелось жить! Жить, чтобы видеть солнечный свет, улыбку любимого, слышать смех друзей, дышать, чувствуя запахи природы. А если умереть, то умереть, спасаясь, умереть в бою! Победитель – тот, кто наносит удар первым!
Дождавшись, когда Гена наклонится ко мне поближе, я молниеносно вытащила из воды руки и ударила его в лицо. Был ли это глаз, я не поняла. Саморез вошёл во что-то мягкое, после чего я сразу расцепила пальцы. Во время этого манёвра склизкое мыло из моей левой руки катапультировало вверх и упало на пол, ударившись о стену, а над корытом, в котором я сидела, поднялись сотни брызг.
Гена отпустил края моей футболки, за которые уже успел ухватиться, и с диким рёвом закрыл руками лицо. Мгновенно придя в себя, я переместила вперёд весь центр тяжести, подтянулась, ухватившись за край ванны, и встала. При этом сразу почувствовала, насколько сильно мокрая одежда мешает движениям и тянет меня вниз.
Не дав опомниться наклонившемуся вперёд Гене, я сцепила между собой пальцы обеих рук и ударила его что было сил по затылку. Сталь наручников от удара словно впилась в запястья, но страх уже не позволил бы мне отступить из-за какой-то боли.
Удар заставил Гену упасть на колени, зацепив при этом головой край ванны. Он, казалось, был оглушён и растерян. Не теряя ни секунды, я выпрыгнула из ванны босыми ногами на пол и схватилась за ножку стула. Подняв его высоко над головой, я со всего размаха опустила его на обидчика. Тот что-то промычал, но не потерял сознания.