Где-то там, за облаками…

Федотов Алексей Александрович

— Пошли. — Захар торопливо дернул меня за рукав.

Мы двинулись в обход шумливой толпы.

На нас не обращали внимания. Хотя нет — ловлю любопытный взгляд молодой рыжеволосой девушки, сидящей в нескольких метрах от меня за мерцающим экраном.

Вот чего я никогда не пойму, так это женщин идущих в армию. Уродующая форма и жесткая дисциплина — не лучший выбор для существа, которому природа предназначила быть красивым и беззаботным.

А может, правы те злые языки, что намекают юным созданиям о высоком проценте неженатых мужчин среди военных?

Девушка,

явно не догадывающаяся о моих антифеменистких мыслях, мило улыбается и вновь склоняется над клавиатурой.

Улыбаюсь в ответ, хотя она уже и не видит этой моей ответной, чуть ироничной вежливой улыбки, и ныряю вслед за Захаром в зев очередного коридора.

— Заходи — Захар отворил дверь, обычную, покрытую белой краской деревянную дверь, и сделал приглашающий жест рукой. — Это мой кабинет.

Я прошел внутрь и с любопытством огляделся. Захар тихо вошел следом, не забыв притворить дверь.

Комната была небольшой — невысокий, скромно обставленный кабинет государственного чиновника низшего эшелона власти.

Массивный двухтумбовый деревянный стол с покрытой черным дерматином столешницей. Два безликих, покрытых серой тканью стула с металлическими ножками. Высокий, под потолок, книжный шкаф с забранными стеклянными листами полками забитый кипами толстых бумажных папок.

Потолок забран декоративными панелями. На столе черный пластик монитора и кнопочный телефон. Системного блока не видно — либо убран куда-то под стол, либо это простой терминал.

Обычный кабинет. Вот только давит отсутствие окна. Как будто сидишь в хорошо прибранном чулане. Даже запах здесь затхлый. Хотя, может, это лишь мозговые инсинуации.

— Садись — Захар кивает на стул, стоящий напротив стола.

Осторожно опускаюсь, неловко опираясь на холодную металлическую спинку.

Глава 8

Сломанные и затянутые в тугой корсет ребра не болят — спасибо вам Семен Маркович за уколы — однако забывать об этом не стоит.

— Болит? — С виноватым выражением лица Захар кивает на мою грудь.

— Уже нет. Хороший у вас врач. Опытный. Наверное практики много?

— Ну ладно, ладно… Не ехидничай. Скажи спасибо, что жив остался…

— Спасибо вам Захар Семенович… Только вот поклон отвесить не могу… Вставать тяжело…

Не люблю когда меня подставляют. Особенно если делает это человек, которого я считал лучшим другом. А в том что меня подставили…

Блин… Даже секунды не сомневаюсь.

— Виктор. Прекрати паясничать. — Лицо Захара мгновенно делается пунцовым. Кажется что вот… не выдержит и заорет.

— Пожалуйста Виктор… — Захар тяжело дышит. Голос становится виноватым и тихим. — Выслушай сначала… Хорошо?

Ох нелегко дается ему этот разговор.

— А что ты хотел? — Я смотрю ему в глаза. Как ни странно взгляд он выдерживает и глаз не отводит. — Ты вытаскиваешь меня из дома… Просишь приехать… И у самого твоего подъезда меня пытаются убить. Скажешь совпадение?

— Нет, не скажу.

— Уже хорошо. А то,

что ты работаешь на ФСБ, это ты мог сказать раньше?

— Нет… Не мог. — Голос Захара твердеет. Кажется, он по-настоящему разозлился. — Виктор… Пойми… Я действительно не мог тебе этого сказать. У меня даже жена не знает, что я работаю на органы.

— Это подло.

— Это необходимо.

Я замечаю, что мы уже кричим друг на друга и замолкаю, переводя дыхание. Делаю несколько судорожных вздохов. Легкие задыхаются от нехватки кислорода — то ли все таки не прав был врач, говоря, что серьезных повреждений у меня нет то ли это последствие уколов. Захар терпеливо ждет пока я не отдышусь.

— Ладно… Черт с тобой, пусть так. Тогда давай все с самого начала. Кто ты на самом деле, и что в конце концов происходит.

Захар вздыхает. Лезет в ящик стола и достает неизменную пачку сигарет. Придвигает к себе огромную, забитую окурками и черными огарками спичек, покрытую толстым слоем серого табачного пепла пепельницу. Вытягивает сигарету.

— Будешь?

Тянусь к предложенной пачке и замираю… А может не стоит? Вроде бы нельзя курить-то при переломах. А-а-а… Плевать. Тело, сжегшее с утра в крови уйму адреналину, настойчиво требует никотина. И не важно, что это всего лишь требование глупого мозга, привыкшего считать едкий дым и тлеющий бумажный цилиндр в руках хорошим способом пригладить нервную систему.

Вытаскиваю из ополовиненной пачки длинную сигаретину. Мну в руках, с удивлением замечая, как мелкой дрожью трясутся пальцы.

Захар прикуривает и подносит зажигалку к моей сигарете. Благодарно киваю головой. Ох тянет он время, явно не решаясь начать неприятный разговор.

— Так. Прежде чем перейдем к дням сегодняшним… Позволь тебе кое-что показать.

Он кидает на стол небольшую, скрепленную потемневшей тесьмой пухлую папку, ощетинившуюся краями пожелтевших от времени листов.

С любопытством смотрю на него, потом развязываю растрепанные от частого использования тесемки.

Ого. Если это подлинники, то за эти пожелтевшие листки любой директор музея душу продаст. Сверху лежало несколько затянутых в жесткий пластик пергаментных листов — я конечно не специалист, но отличить выделанную кожу от бумаги не так уж сложно — исписанных аккуратной вязью старорусской речи. Когда держишь в руках подобные артефакты, то поневоле начинаешь ощущать груз веков, лежащий на этих побитых временем листках. Надо же. Рождались и умирали люди. Создавались и рушились империи. А эти листки жили.

Когда-то мне довелось подержать в руках древний меч — огромный, покрытый ржавыми оспинами кусок железа. Тогда я почувствовал некую исходящую от оружия кровавую ауру — это оружие пило людскую кровь.

Сейчас же почувствовал груз столетий с легким, будоражащим налетом таинственности.

— Это настоящее?

Захар дымил сигаретой откинувшись на спинку стула и задумчиво смотрел на меня.

— Да. Пятнадцатый век.

Н-да. Действительно раритет.

— Ты смотри дальше. Там есть более читабельные документы.