Где-то во времени

Матесон Ричард

Я нахмурился, но, когда она ущипнула меня за руку, рассмеялся.

– Вам лучше сохранять серьезность, молодой человек, – поддразнивая меня, сказала Элиза, и в то же время я почувствовал, что говорит она искренне. – Держу пари, ты думаешь, что будешь прекрасно проводить время.

– А разве нет?

– Нет. – Она зловеще указала на меня. – Ты станешь мужем ненормальной перфекционистки, которая доведет тебя до ручки. – Она старалась подавить шаловливую улыбку, грозившую испортить все дело. – Представляешь ли ты, дорогой мой, что, если будет свадьба, я

составлю ее подробный проект? Проект! Как архитектор проектирует здание, так я в уме разработаю каждую деталь этой церемонии. – Шаловливая улыбка исчезла. – Здание, которое, я уверена, немедленно даст осадку, если вообще будет построено.

– Продолжай, – сказал я.

– Отлично.

Она вздернула подбородок и строго на меня посмотрела. «Леди Барбара? – подумал я. – Или леди Макбет?»

– Меня также очень беспокоит роль женщины в нашем обществе, – сообщила она.

– Расскажи об этом.

Она ущипнула меня за руку.

– Так слушай, – сварливо сказала она.

– Да, мэм.

– Продолжаю: я не считаю, что роль женщины в обществе должна быть столь ограниченной, как сейчас.

– И я тоже.

Она пристально взглянула на меня.

– Ты меня разыгрываешь? – спросила она с неподдельным смущением.

– Нет.

– Но ты улыбаешься.

– Потому что обожаю тебя, а не потому, что с тобой не согласен.

– Ты…

Она умолкла и вновь посмотрела на меня.

– Что такое?

– Ты действительно считаешь, что женщинам следует…

– Потребовать освобождения? Да. И не просто требовать – я знаю, что в конце концов они его обретут.

Наконец-то хоть какое-то достижение из той, другой эпохи имеет действительную ценность!

– Подумать только! – изумилась она.

Я молчал. Она прищурила глаза, и на ее лице появилось такое очаровательное лукавое выражение, что мне пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться.

– Но единственная задача женщины – найти мужа и подчиняться ему, – сказала она. Это не было утверждением, просто она проверяла меня. – Единственная роль женщины состоит в продолжении рода. – Она выдержала паузу. – Разве это не правильно?

– Нет.

Она смотрела на меня с молчаливой настороженностью. Потом обреченно вздохнула.

– Ты действительно отличаешься от других, Ричард.

– Соглашусь с этим, только если это заставит тебя любить меня еще больше, – откликнулся я.

Выражение ее лица не изменилось.

– Я и так люблю тебя, – в замешательстве сказала она. – Так откровенно я могу разговаривать только с человеком, которого люблю. Это правда.

– Конечно. – Я кивнул.

– Ни один человек еще не узнал меня по-настоящему, – продолжала она. – Даже моя мать. А ты уже успел так глубоко заглянуть в мою душу… – Она покачала головой. – Просто не верится.

– Я тебя понимаю, Элиза, – сказал я.

– Думаю, понимаешь.

Голос ее прозвучал немного недоверчиво.

Мы шли некоторое время в молчании, потом остановились и стали смотреть на море в направлении мыса Лома, где периодически вспыхивал и гас маяк. Немного

погодя я перевел взгляд на серебряный круг луны и алмазную россыпь звезд на небе. «Ничего не может быть прекраснее этого», – подумал я. Даже в раю не могло бы быть лучше.

Казалось, она прочла мои мысли, ибо вдруг повернулась и, обвив меня руками, прильнула ко мне.

– Я почти боюсь такого счастья, – тихо произнесла она.

Обхватив ладонями голову Элизы, я наклонил ее назад. Она подняла на меня глаза, и я увидел там слезы.

– Ты не должна больше бояться, – сказал я. Наклонившись, я поцеловал ее глаза и почувствовал на губах ее теплые слезы. – Я всегда буду тебя любить.

Судорожно вздохнув, она прильнула ко мне.

– Забудь то, что я говорила о женщинах, – пролепетала она. – Нет, не в смысле совсем забыть. Просто помни – это лишь часть того, что я чувствую и в чем нуждаюсь. Другая часть – это то, что я ощущаю сейчас: так долго не осуществляемые желания. Я притворялась, что не понимаю этого, но всегда понимала. – Я почувствовал, что она сильнее обнимает меня. – Это было мое неутоленное женское естество. Оно жаждало утоления, Ричард.

– Не надо больше слов, – сказал я.

Развернувшись, мы пошли назад к гостинице. Казалось, мы оба знаем, зачем возвращаемся. Мы больше ничего не говорили, а шли молча, держась за руки. Билось ли ее сердце так же часто, как мое? Я не знал. Все, что я знал – как знала и она: что теперь не имеет значения, какая именно тайна нас соединила. Не имеет значения, был ли я для нее какой-то потаенной, ожившей наконец фантазией, или она была тем же самым для меня. Как она выразилась, довольно и того, что мы вместе переживаем эти моменты. Ибо, невзирая на голос разума, всегда должен наступить такой момент, когда сердце говорит громче. А тогда заговорило сердце каждого из нас, и нельзя было ослушаться его приказа.

Впереди на фоне темного неба силуэтом вырисовывалась громада гостиницы. Невероятно, но над ней повисли два белых облака. Я сказал «невероятно», потому что эти облака по форме напоминали две огромные головы в профиль.

– Та, что слева, – твоя, – сказал я, совершенно уверенный в том, что она тоже увидела головы и поймет, о чем я говорю.

– Да, это я, – согласилась она. – У меня в волосах звезды. – Пока мы шли, она склонила ко мне голову. – А та, что справа, ясное дело, твоя.

Всю остальную часть пути мы молча смотрели на эти гигантские призрачные лица над крышей гостиницы.

Когда мы подошли к двери ее комнаты, она без слов вынула из сумочки ключ и подала мне, умиротворенно улыбаясь. Я отпер дверь, и мы вошли. Закрыв дверь, я запер ее и опять повернулся к Элизе. Не обращая внимания на соскользнувшую на пол шаль, Элиза прижалась ко мне. Мы стояли не шевелясь, обнимая друг друга.

– Странно, – прошептала она.

– Что, любовь моя?

– Передавая тебе ключ, я совсем не боялась, что ты меня осудишь. Даже не думала об этом.

– Тут не о чем думать, – сказал я. – Ты ведь знаешь, я не оставил бы тебя одну на ночь.