Где ты, маленький "Птиль"
Шрифт:
— Ты чего? — спросил папа. — Куда ты делся?
— Ой, Вова, — сказал Славин. — Ну никак не мог связаться с вами! Молчите — и все тут!
— Ну, ладно! А чему ты так радуешься? Неужели?!
— Порядок! — крикнул Славин. — Полный порядок, Вова! Все! Все, как ты хотел!
— Дома садимся, да?! — заорал папа.
— Ну да! Они там действительно во Всемирной Лиге спор затеяли. Но наши железно сказали: никакая ни Европа, а Москва. А некоторые наши сказали, а почему бы и не город-спутник Рыжкина, космодром там приличный. А тут и я ввязался в разговор с просьбой гостей. Словом, Вовик, сядешь дома,
— Американцы летят? — спросил папа.
— Спрашиваешь! Переполошились. Европа тоже летит. Да все уже вылетели.
— Я именно с тобой связь держать буду? При посадке, — спросил папа.
— Ага. А других земных гостей еще трое диспетчеров примут. Надо полагать, они раньше вас прибудут. А твоего Ир-фа тоже я приму.
— Все. Точка, — сказал папа. — Я тебя за все обнимаю, старик. Жди. Иногда будем связываться.
— Само собой. Ты не волнуйся, Вовик.
— Пока, — добавил папа, и я увидел капельки пота на его напряженном радостном лице. Он вытер пот со лба тыльной стороной ладони и сказал: — Теперь будем ждать, когда увидим нашу Землю, сынок.
Я кивнул.
— А потом уже, когда она будет поближе, начнем торможение, а там… там и до сюрприза недалеко.
Это поразительно (от всяких там переживаний, что ли), но я, завалившись на свою койку, уснул. Крепко, без снов, как в черный космос провалился. Наверное, я долго спал, но папа не разбудил меня. Я проснулся внезапно, резко вскочил — батюшки, времени-то сколько! — и влетел к папе в отсек пилотирования.
— Ой, проспал все, да?! — сказал я.
— Нормально, сынок. Гляди внимательно.
Я поглядел на экран обзора, папа включил приближающее устройство, и я увидел… нашу Землю. Нашу Землю! Нет, просто не верилось!
— Ха-ха! — сказал папа, как маленький. — Понял, почем фунт изюму? Вот она, наша планеточка! Скоро будем дома. Я уже давно связался с Ир-фа, — добавил он. — Они начали притормаживаться, хотя и так шли для себя медленно.
— Что же ты меня не разбудил? Когда Землю рассмотрел? — сказал я. — Эх ты, папа!
— Да не хотелось. Ты устал, — странным для него, назидательным каким-то голосом сказал он. Но я уже смотрел на Землю не отрываясь — как магнитом притянуло. Славин вышел на связь сам: вероятно, пока я спал, он уже не раз говорил с папой.
— Ну как там у вас? — спросил папа.
— Все ожидаемые машины — в воздухе, — сказал он. — Какие дальше, какие ближе, но летят. Наших-то, из Москвы, мы раньше других примем. Видно Землю?
— Ага, — сказал папа. — Видно, но пока она маленькая, ну ты сам знаешь. Скоро начну подтормаживаться. А гости уже начали торможение. Привет.
Мне ничего не оставалось, как играть в детскую игру (папа не запретил) — то отключать приближающее устройство, то вновь включать его. Каждый раз после паузы, после нового включения, Земля оказывалась все ощутимее ближе. Я аж прямо извелся от нетерпения, когда же наступит тот момент, когда мы запросто сможем рассмотреть сверху здание диспетчерской, сам космодром и даже высокую заградительную решетку и людей: толпы людей, а среди них — нашу маму.
При очередной связи со Славиным папа строго спросил:
— Славин,
— Да говорил я с ней, говорил, ты же спрашивал. Будет к вашему приземлению, успокойся.
— А она здорова, а? — спросил папа. — Ты не скрывай!
— Здорова, здорова. Ни на что не жаловалась, по крайней мере.
— Свяжись с гостиницей или поручи это кому-нибудь. Гостей много. Лучшие номера! Понял? Люкс!
— Уже сделано, — сказал Славин. — Не твоя это забота!
Земля постепенно приближалась, Ир-фа сказал, что вполне видит ее: очень большая и красивая; к разговору вскоре подсоединился Славин и сказал, что уже какое-то время нащупал корабль инопланетян, теперь вот и «Птиль» появился, а корабль инопланетян, вероятно, громадина.
Через некоторое время папа начал притормаживать «Птиль». Мы все больше и больше приближались к Земле и наконец сумели увидеть ее сверху не всю целиком, а уже только ее часть, то есть не всю, находясь высоко над ней, а просто часть ее, будучи над ней, почти совсем рядом с ней. Папа перешел на радиосвязь и сказал — Земля-шестнадцать. Земля-шестнадцать. Я — «Птиль». Слышите меня?
И Славин ответил:
— «Птиль». Я — Земля-шестнадцать. Слышу вас хорошо.
— Постепенно перехожу на режим посадки, — сказал папа. — Земля-шестнадцать. Поняли меня?
— «Птиль». Вас понял. Посадку разрешаю.
Наконец наш экран четко обозначил границы космодрома и пространство вокруг него, но это с помощью приближающего устройства: детали космодрома были пока еще не видны.
В этот момент я почувствовал руку на своем плече и, скосив глаза, увидел на плече папы и другую руку: он подошел к нам едва слышно.
— Неужели проспал? — сказал Латор извиняющимся тоном.
— Ну что вы, Латор! — сказал папа. — Ни капельки. Как самочувствие? Вас не смущает наша просьба? Плотность воздуха очень схожа с политорской.
— Ну что вы! Я даже устал просто ходить или лежать. Коммуникатор-переводчик я оставляю на себе, так? Что я должен сделать? Там, на Земле?
— Да что угодно! — Папа засмеялся. — Подойдете к ним, скажете, кто вы и откуда, «Птиль», мол, садится, а ваши — чуточку позже — и все. Пожелаете всем «Долгой жизни».
— А ваша мама? — спросил Латор. — Мне бы хотелось обратиться именно к ней тоже.
— Ну конечно, это можно. — Папа был явно польщен.
— Но как мне к ней обратиться? Как это у вас принято? И как я ее узнаю?
— Это просто, — сказал папа. — «Дорогая Лидия…» и всякое такое. А ее мы вам покажем.
— Лидия? — сказал Латор. — Прямо по-политорски.
— Нет, по-нашему, по-земному.
— Очень похоже на наши женские имена.
— Даже очень, — сказал я. — Латор, а еще ты можешь сделать вот так, подойдя к ней!
Я взял его руку в свою, склонился к ней в поясе и едва коснулся ее губами.
— Это так надо? — спросил Латор.
— В общем-то нет, — сказал я. — Это очень старинный способ здороваться или прощаться с дамой. Кое-где иногда им пользуются. Пап! — заорал я. — Смотри, смотри, почти все видно. Смотри! Сколько народу нас встречает! Видишь решетку? А представителей Лиги? Смотри, смотри! Да это же мама! Наша мама! Ты видишь?! Это она! В белом платье! Латор, она единственная в белом платье, ты не ошибешься!