Где ты, маленький "Птиль"
Шрифт:
Чтобы даже намеком пока не выдавать себя, Орик обязан был позвонить Горгонерру, что он и сделал через час после объявления по телеку, то есть позвонил, уже зная по официальным каналам, что произошло.
— Уль Горгонерр, — сказал Орик. — Я звоню вам, чтобы сообщить, что полностью в курсе того, что произошло на самом деле. Этот налет был связан с попыткой уничтожить машину с биополем влияния на геллов (я не знал, что она в квистории), и эта попытка удалась.
— Вероятно, уль Орик, — сухо сказал Горгонерр, — вы довольны подобным обстоятельством?
— Почему, квистор? Этот вопрос многосложен, по крайней мере, мои ощущения не однозначны.
— Я не понимаю подобных логических игр, — строго сказал Горгонерр. — Мне известно, вы, как член оппозиции, всегда выступали в гуманных, так сказать, целях против этой машины.
— Вы помогаете моему ответу, квистор. Да, я выступал в правительстве против этой машины, в правительстве, а не на площади перед повстанцами с призывами ее уничтожить.
— Какая разница? — почти резко сказал Горгонерр.
— Разница есть, и я вам ее объяснил. Только что.
— Простите, уль Орик, сейчас я занят не столько размышлениями о ваших принципах и реакциях, сколько о ситуации предательства. Оба ученых, следивших за машинами, и их семьи, жены — исчезли. Как они могли выдать местонахождение машины? Они же не…
— Не знаю, как, — перебил его Орик. — Не вы же и не те двое членов правительства, знавших тайну, выдали ее.
— В себе-то я уверен, — едко рассмеялся Горгонерр, — но теперь не очень-то доверяю своим коллегам. Оба ученых не только не знали, что это за машина, но знали даже абсолютно иное ее назначение: охрана всеполиторского воздушного и космического пространства над планетой.
— Они что, — спросил Орик, — не могли догадаться, эти ученые, что вы их, скажем изящно, — дезинформировали?
— Нет, догадаться они не могли.
— Если так, квистор, — сказал Орик, — тогда, простите, ищите разгадку в среде посвященной элиты. Увы!
— Конечно, мы построим новую машину, построим, но не сейчас, а когда выиграем войну, да поможет нам Чистый Разум!
— Вы полагаете, война будет? — спросил Орик.
— Да ну вас, право! — резко сказал Горгонерр. — Если взорвали машину, вы что думаете, повстанцы на этом успокоятся?
— Простите, квистор, — сказал Орик, — мне неприятен ваш тон и ваше небрежное отношение к собеседнику.
— Извиняюсь, — сухо и нехотя сказал Горгонерр. — Теперь, когда геллы свободны и, допустимо, озлоблены, стоит подумать и об уступках. Кстати, как это именно гелл мог швырнуть бомбу, это с их-то добродушием?
— А разве вы не помните историю с геллом, повредившим голову, — биополе перестало на него влиять.
— Но как он проник в мой кабинет?
— Раздавил стекло.
— Не смешите меня! Оно непробиваемо.
— Значит, лазером. Кое-где они…
— Они
— К употреблению. Но где-то же они сохранились?
— Но стекло не было оплавлено.
— Даже я больше знаю, — сказал Орик. — Этих следов и не могло быть, частично стекло было разрушено взрывом.
— Сообщаю вам, что через час я назначил экстренное заседание моего кабинета в полном составе. Не в моем кабинете буквально, конечно, — добавил он с ухмылкой. — Прошу вас присутствовать.
Орик попросил нас не покидать дом, ждать его, и улетел.
…Средний «этаж» в воздухе занимали еще не пришедшие в себя геллы, верхний был, по ощущению, переполнен мчащимися военными машинами, машины гражданские опасливо держались на маленькой высоте, а по некоторым дорогам пошире шли иногда колонны серых танков. При этом не слышно было ни единого выстрела.
Мы включили телек и сразу же наткнулись на правительственное сообщение «всем политорам» государства. Оно было кратким: через полчаса в правительственных кругах начнется дебатирование вопроса об улучшении условий труда и повышении заработной платы. Сами дебаты транслироваться не будут, но часа через два результаты их будут обнародованы.
— Как страшен мне этот квистор, — задумчиво сказала Пилли.
— Типичный политик и обязан на всякий случай сделать этот ход, показав, что признает силу противника, — сказал папа.
— Еще бы, — сказала Пилли. — Геллы-то — свободны!
…Я слушал их тогда, и мне казалось, что, хотя они говорят и на важные темы, может, сам их разговор — это прежде всего не молчать, не молчать и не думать, замкнувшись, об Алурге. А сейчас, стоя на скале над ними и не слыша никаких разговоров, я думал, что говорят они теперь вовсе о другом, потому что война уже началась.
А тогда, когда мы все ждали Орика и (зачем-то) решения квистории, я думал о словах папы, что война может оказаться затяжной. Опять показались вдалеке и внизу танки квистора, и Пилли сказала:
— Экипаж танка, если надо, включает некую аппаратуру, ну, как бы максимально уплотняющую воздух впереди себя метров на четыреста — пятьсот. Нет, это не ветер. Это как бы плотное тело, которое отталкивает буквально все впереди себя: и врагов, и их технику, и гранаты. Страшное оружие.
— Я все думаю и думаю: как нам-то вам помочь!
— Вы и так помогли сверх меры! — сказала Пилли.
— Алург, — сказал папа. — Помог Алург, а не мы.
Я смотрел в этот момент в небо на летающих в беспорядке геллов, и вдруг увидел через широко открытые двери на балкон, как трое геллов, взявшись за руки (а в середине — маленький гелльчик), стремительно летят в сторону нашего дома.
— Латор! — заорал я. — Это Латор, Лата и Мики!
Через минуту Латор, Лата и Мики, громко смеясь, оказались на нашем балконе, а потом и в комнате.