Где ты, Салли?
Шрифт:
Его наступление в России остановила суровая зима. Под Сталинградом немецкие солдаты сильно пострадали во время ужасных морозов. Бесчисленное число из них погибло или умерло вследствие обморожения и истощения. Их снаряжение не было рассчитано на такие суровые условия. Город Сталинград стал крылатым словом. После жестокой битвы немецкой армии пришлось там сдаться.
Производство оружия в свободных странах, воевавших против Гитлера и его союзников, невероятно возросло, и на многих фронтах воздушные силы немцев уже уступали перед превосходством противника.
Дома у Фрека регулярно слушали английскую радиоволну.
— Ни один волос на моей голове не подумает исполнить такой приказ,— сказал он,— Пусть Гитлер сам купит себе приемник. Мой он не получит. Вот как они боятся, что мы узнаем правду.
У них на чердаке лежал очень старый детекторный радиоприемник, который отец собрал еще в детстве. Этот они и сдали. С совершенно невинным видом.
Казалось, что немцам уже все нужно для войны. Медь и бронзу тоже было велено сдавать. В некоторых местах они даже снимали колокола с церквей.
— Хороший признак,— сказал отец,— Если они, чтобы воевать, уже нуждаются в крохах, то значит ветер дует им навстречу.
Нет, радио они не отдали. Но слушать его приходилось тайком. Увеличивать громкость было опасно.
— Предатель ведь никогда не спит,— сказал отец.
Немцы явно рассчитывали на то, что люди все равно слушают английские передачи. Это было очень заметно по тем огромным помехам, которые они создавали. Фрек плотно прижимал ухо к динамику, чтобы уловить каждое слово.
“Говорит радио Оранье... [5] Голос воинствующей Голландии. Морской гез говорит прямо: мы им отомстим, этим собакам нацистским... Оранье победит... Мужайтесь, мы придем...”
Да, некоторые из этих воззваний не выходили у Фрека из головы. А когда звучал Вильгельмус, [6] по спине у него пробегали мурашки, а на глазах выступали слезы. И у отца и матери он тоже заметил это. Но когда говорила королева, у него внутри всегда становилось так тепло... Только прошло уже много времени, а они все не приходили...
5
Оранье — фамилия королевской семьи Голландии. Оранжевый цвет со временем стал символом голландского народа.
6
Вильгельмус — государственный гимн Голландии.
Но наконец-то, казалось, это время наступило!
6 июня 1944! Союзники стали высаживаться в Нормандии. Огромная флотилия из всевозможных судов пересекла пролив Ла-Манш, чтобы нанести немцам решающий удар. Это стоило пота, крови и слез, но немецкие военные силы не могли помешать союзникам захватить прибрежную полосу. И однажды укрепившись на том месте, они там и остались.
D-day, день решения!
Какое волнующее событие! Оно окончательно решит исход войны. По оккупированным землям пронеслась волна радости. Голландия вздохнула с облегчением.
“Мужайтесь, мы придем!”
Еще немного только потерпеть.
13. Борьба за выживание
5 сентября 1944 года вошло в историю, как очень памятный
Довольно примечательно то, что предатель страны придумал название этому дню, которое за ним и сохранилось: страстный вторник.
Внезапно стали распространяться самые невероятные слухи, и в среде голландских национал-социалистов возникла паника. Нацисты сломя голову спасались бегством. Многие пытались скрыться подобру-поздорову вместе со всеми своими пожитками. В первую очередь земля начинала гореть под ногами тех, у кого на счету были какие-то “дела”.
Освобождались вражеские конторы, и производился отвод некоторых частей немецкой армии. Люди с радостью смотрели, как они уходили, и многие после этого стали ждать скорого окончания войны.
Фрек сразу подумал о Салли и горячо надеялся, что для его друга освобождение наступит вовремя.
Но кто ожидал, что теперь страдания закончились, того постигло разочарование.
Оккупационные силы, которые остались, поступали беспощадней, чем прежде. Война потребует еще много жертв.
Казалось, что доживающий свои последние дни нацизм пытался увлечь за собой в пропасть всю Европу. Немецкий народ ужасно страдал от войны, но Гитлер не мог остановиться. Если уже совсем нельзя иначе, то он хотел погибнуть в огне и пламени. В поражении он обвинял всех, кроме себя. Своих генералов, своих солдат, весь немецкий народ — все они подвели его. Были недостойны его, считал он. Он чувствовал себя преданным каждым.
И до конца он умел пробивать свою волю железной рукой. Даже при очевидном крахе возражать ему было по-прежнему опасно. Кто думал призвать его к здравому смыслу, мог рассчитывать на пулю или веревку. Всякое благоразумие исчезло.
В том же сентябрьском месяце 1944 года рабочие железной дороги объявили забастовку. Это было сделано по приказу голландского правительства, которое находилось в Англии. Но Фрек не понимал, как железнодорожники решились на такое. Февральская стачка 1941 года показала, на что способны немцы. Забастовщиков можно было просто так застрелить.
Фрек читал об этом в нелегальных газетах. Их было строго запрещено распространять, но у них дома они все равно появлялись регулярно.
Где именно отец их брал, Фрек не знал. В то время было лучше не все знать. Если кто-то попадался фашистам и его начинали допрашивать, то он, по крайней мере, никого не мог выдать. Издавались различные нелегальные газеты: “Правда”, “Свободная Голлландия”, “Пароль”, “Верность” и многие другие. В них писали, как на самом деле обстояли дела на войне. Немцы рассказывали только о своих победах, но это оказывалось явной неправдой.
В этих газетах Фрек также много читал о преследовании евреев. И когда он думал о Салли, эти вести приводили его в отчаянии. Попали ли он, его отец и мать, братья и сестры, в руки фашистов? Или они еще где-то сидели в подполье? Увидит ли он их когда-нибудь снова?
Может быть, они находились очень далеко, в концлагере в Польше. Когда он думал об этом, его охватывала такая безнадежная тоска. Да, война была ужасна.
А бастовать в такое время было опасно для жизни. Но железнодорожники все равно бастовали! Итак, больше никакой транспортировки по рельсам. Ну да, понятно, были некоторые, которые продолжали работать на немцев, но стачка оказалась для захватчиков сильной пощечиной.