Геббельс: Нацистский мастер иллюзий
Шрифт:
* * *
В последний год войны Геббельс и Гитлер все еще верили, что есть шанс переломить ход войны в пользу Германии. Гитлер по-прежнему полагался на вермахт. Он считал, что они должны ждать подходящего случая, и когда он наступит, их судьба изменится. Когда это произойдет? На этот вопрос он не мог ответить.[105] В то время Гитлер проводил ночи и дни, изучая карты и военные диаграммы, описывающие ход войны. Он видел войну через призму дискуссий и документов, вдали от крови и грязи поля боя. Временами он предлагал военные маневры и рисовал их на картах, не имея никакого отношения к реальной ситуации на фронте.[106] Герхард Больдт говорит, что Гитлер погрузился в мир фантазий и не мог очнуться от него, чтобы иметь дело с реальностью.[107] Он даже отказывался
Несмотря на то, что на шее Германии затягивались удушающие тиски, были и те, кто отказывался смотреть правде в глаза. В начале 1930-х годов, говоря о будущей войне, Гитлер сказал: «Даже если мы не победим, мы утянем за собой полмира, пока сами будем падать». Один из офицеров генерального штаба Гитлера описал его в последние дни: «Физически он выглядел ужасно… он потерял чувство равновесия… его глаза были налиты кровью… у него часто текли слюни изо рта». Его жажда пирожных стала тошнотворной: «Он лежал в полной апатии, без единой мысли… [кроме] какао и пирожных».[111]
Многие из близкого окружения Гитлера свидетельствовали о его тяжелом состоянии в конце войны. Геринг сказал: «Для меня есть два Гитлера: один существовал до конца войны во Франции, другой — с русской кампании… Первый Гитлер… обладал большим обаянием и доброжелательностью. Он всегда был откровенен. Второй Гитлер… был всегда подозрителен, легко расстраивался и был напряжен. Он был недоверчив до крайности… особенно в последний год войны, человеческая жизнь в его глазах мало чего стоила».[112]
Физическое и психическое состояние Геббельса в эти месяцы также ухудшилось, хотя он по-прежнему эффективно выполнял свою работу. Его нервы начали сдавать под огромным давлением и стрессом. Он начал чувствовать усталость, почти ничего не ел и курил больше, чем раньше.[113] Земмлер говорит, что впервые увидел, как Геббельс потерял контроль над собой, когда узнал о бомбардировке Дрездена: «слезы навернулись ему на глаза от горя, ярости и шока», Геббельс скорбел, был разгневан и потрясен. Он снова встретился с Геббельсом двадцать минут спустя, и тот все еще плакал. Он выглядел сломленным человеком.[114] Бомбардировка Дрездена в феврале 1945 года повлияла на него настолько, что он предложил Гитлеру в качестве возмездия казнить несколько тысяч британских и американских военнопленных. Гельмут Хайбер утверждает, что мотивацией Геббельса, предложившего это, было нарушение тех моральных границ, которые еще оставались у немцев по отношению к западным союзникам. Если бы фюрер пошел на такие жесткие меры, никаких границ больше не осталось бы, и все пути действия были бы открыты.[115] Геббельс сравнивал немецких и советских генералов с точки зрения их стремления к победе, и он заявил в своем дневнике: «Наши генералы слишком стары и изношены, они совершенно чужды нашему национал-социалистическому образу мышления и поведения. Многие из наших генералов даже не хотят победы национал-социалистов. Советские генералы, напротив, являются фанатичными приверженцами большевизма, и поэтому они фанатично сражаются за его победу».[116]
Однако по мере того, как Гитлер все глубже погружался в бредовые идеи, ему стало трудно функционировать, и он замкнулся в подполье,[117] Геббельс продолжал посещать места бомбардировок и фронт, где он поднимал дух немецких солдат. Его настроение было приподнятым, когда он рассказывал о трудностях, которые ему пришлось преодолеть.[118] В речи перед немецкими солдатами в Гёрлице он говорил об опасности, которой подвергалась Германия: «Враг сейчас находится у ворот нашего города… [Он] не оставил нам сомнений в том, что он сделает с нами, с нашими женами, с нашими детьми и даже с нашими внуками и их детьми».[119]
Страх перед большевизмом всегда подчеркивался в нацистской пропаганде, чтобы убедить немцев в том, что победа — это их единственный выход. Большевизация Германии означала не только порабощение, но и полное уничтожение немецкого народа. После того как стало известно о массовом убийстве польских офицеров
По мнению Гитлера и Геббельса, немцы сами виноваты в тяжелой военной ситуации: Их ждало поражение, потому что они сражались недостаточно решительно и твердо. Немецкий народ отказался от своего правительства и потерял мужество.[124] Что ценного в народе, чьи мужчины не сражаются даже тогда, когда их жен насилуют? Он заявляет.
Но не только немецкий народ был виноват. Даже западные союзники или Советский Союз не были полностью виноваты. Все они стали жертвами заговора, который назревал в Европе на протяжении многих лет. Над всем и всегда стояло международное еврейство. Именно оно привело к мировой войне. Это было ее целью, как предсказал Гитлер в своей речи от 30 января 1939 года. В своей статье «Творцы мирового несчастья», которая была опубликована в Das Reich 21 января 1945 года, Геббельс напомнил немецкому народу, что он не должен забывать, кто стоит за войной: «Нельзя было бы понять эту войну, если бы постоянно не помнить о том, что международное еврейство стоит за всеми противоестественными силами, которые наши объединенные враги используют для того, чтобы попытаться обмануть мир и держать человечество в неведении». Геббельс сказал бы, что международное еврейство — это цемент, который держит вместе вражескую коалицию, несмотря на их различные классы, идеологии и интересы. Для Геббельса капитализм и большевизм имели одни и те же еврейские корни, как две ветви одного дерева, приносящие в итоге одни и те же плоды. Он видел, что международное еврейство использует их оба, чтобы подавлять людей и держать их на своей службе.[125]
В той же статье утверждалось, что «у международного еврейства есть готовое алиби. Как и перед великой расплатой в Германии, они будут пытаться выглядеть невинными и утверждать, что должен был быть козел отпущения, и что они были выбраны в качестве такового. Однако это им уже не поможет… они не смогут скрыть доказательства своей исторической вины… даже используя самую изощренную ложь и лицемерие». По словам Земмлера, «ненависть Геббельса к евреям была фанатичной. Все еврейское было для него как красная тряпка для быка. Ненависть была настолько сильной, что он стал неспособен признавать факты, когда ему приходилось иметь с ними дело».[126] Геббельс развил в себе патологическую ненависть к евреям и был чрезвычайно яростен во всем, что касалось политики против них: «Я, конечно, не успокоюсь, пока столица Рейха, по крайней мере, не станет свободной от евреев», — записал он в своем дневнике в марте 1943 года.[127]
Дневник Геббельса не скрывал того факта, что истребление евреев происходило и что он принимал в этом участие: «Каждый, кто в состоянии это сделать, должен убивать евреев, как крыс. В Германии, слава Богу, мы уже поступили достойно. Я надеюсь, что это послужит примером для всего мира».[128] Чтобы увеличить свою власть и показать, что его работа была плодотворной, он попросил усилить свою роль в определении политики: «Мы активизировали такую радикальную политику только тогда, когда дело касалось еврейского вопроса. Это было оправдано, и мы наслаждаемся этим сегодня. Евреи больше не могут причинить нам вреда». И это несмотря на то, что нам неоднократно говорили, что на этот вопрос нет ответа, и мы не решали его. Теперь видно, что это возможно, если только захотеть».[129]
Помимо достижения своих антисемитских целей, Геббельс рассматривал истребление как толчок к радикальной политике «тотальной войны», которой Германия теперь не имела иного выбора, кроме как следовать: «В еврейском вопросе мы зашли так далеко, что не можем вернуться назад. Возможно, это и хорошо. Согласно прошлому опыту, движение и люди, которые сожгли за собой мосты, будут неустанно бороться, как показывает опыт, больше, чем те, у кого есть пути к отступлению... У нас нет другой цели, кроме победы».[130]