Гебист магнетический. Заметки о Ю.В.Андропове
Шрифт:
После Громыко к микрофонам подошел Малин, Герой Социалистического Труда, кузнец-штамповщик Московского автозавода им. И.А. Лихачева. Громко, не сбиваясь, он рассказал, что "вся жизнь Юрия Владимировича Андропова служит примером классового, подлинно ленинского подхода к решению важнейших общественных проблем". Затем над площадью забубнил старческий с хрипотцой голос 74-летнего маршала Устинова. С моего места не было видно, какую позицию он занимает на трибуне Мавзолея. Однако завтра на газетных снимках с похорон он располагался рядом по правую руку от Черненко, ясно обозначив тем самым свою роль главной опоры нового генсека. "Советские Вооруженные Силы, — бубнил Устинов, — склоняют свои, овеянные героической славой, боевые знамена пред гробом Юрия Владимировича
Недолго, совсем недолго оставалось многомудрому маршалу Устинову держать в своих руках овеянные героической славой знамена. Самым первым из всех, кто взирал 14 февраля с трибуны Мавзолея вниз на покойного Андропова, отправится маршал в гробу вслед за своим "боевым другом и товарищем". В декабре 1984г., вскоре после проведения маневров вооруженных сил стран-участниц Варшавского Договора, смерть таинственным образом настигнет сразу четырех министров обороны. В считанные дни между 2 и 20 декабря скончаются: министр национальной обороны ГДР, генерал армии Гофман; министр обороны ВНР, генерал армии Олах; министр национальной обороны ЧССР, генерал армии Дзур; и последним 20-го декабря — министр обороны СССР, маршал Советского Союза Устинов.
Смерть маршала будет столь неожиданной и трудно объяснимой, что в своих воспоминаниях даже такой искусный составитель медицинских заключений о болезни и причинах смерти большой группы высших советских руководителей, как начальник Четвертого главка при Минздраве СССР дважды академик Чазов, вынужден будет развести бессильно руками: "смерть Устинова была в определенной степени нелепой и оставила много вопросов в отношении причин и характера заболевания". Общественность эти вопросы не озаботят.
Когда Устинов завершил чтение своей речи, над Красной площадью как бы пролетел едва ощутимый ветерок всеобщего расслабления. Словно бы кто-то незримый скомандовал, едва шевельнув губами, но тем не менее понятно для всякого и каждого: "Вольно!". Стало ясно, что митинг перевалил за высшую точку, и дальше церемония пойдет резвее. Зрители задвигались, оживились. Легкая рябь осторожной телесной разминки пробежала по воинским шеренгам у стен ГУМа. Нетерпеливо вполуха прослушали сообщение первого секретаря Правления Союза писателей СССР Маркова о том, что "уму и таланту Юрия Владимировича были подвластны глубинное проникновение в суть сложнейших процессов современности, их подлинно научный анализ". Последним, торопливо, чтобы не задерживать публику, выступил с информацией о глубокой скорби своих земляков лидер карельских коммунистов Сенькин.
На этом словесная часть церемонии закончилась, и люди с главной трибуны потекли темной чередой вниз, к гробу. Там возникла некоторая сутолока, появилось много военных. Что они делали с нашего места было не разглядеть. Кремлевские куранты ударили час дня, грохнул залп ружейного и тут же , издали, орудийного прощального салюта. Стало быть, гроб опустили в могилу. Военный оркестр заиграл Гимн Советского Союза. В это же время по всей стране остановили на пять минут свою работу все предприятия и организации, за исключением предприятий непрерывного производства. На три минуты прощально загудели гудки на фабриках, заводах, на судах морского и речного флота. И вот Гимн стих. В минутную паузу тишины раздались красивые, полные жизни и силы звуки военной команды. Снова грянул оркестр, но теперь уже маршем, и под развернутыми боевыми знаменами, бодро, с хорошим настроением пошли перед Мавзолеем застоявшиеся на морозце, ладно сбитые воинские коробки. Прости, видный сын Коммунистической партии Юрий Владимирович, и прощай навсегда…
***
На работу в ЦК мы с коллегой из сектора здравоохранения возвращались с Красной площади вместе. Хорошая погода, пережитые впечатления располагали к неспешной прогулке и философским размышлениям. Под настроение я принялся рассуждать о том, что смерть Андропова
— Чепуха все это, — возразил мне мой спутник. — Если уж кто и пробовал рулить без сознания, так это как раз Юрий Владимирович. Он уже с конца 60-х почти официально числился инвалидом. Брежнев по части здоровья в ту пору был орел. Между прочим, слышал от врачей, за день до смерти Брежнев у себя в Завидове выезжал на охоту. Вот так! Охотился, а не лежал мокрой тряпкой в ЦКБ, как Андропов. Неожиданно умер, на самом деле, Брежнев. По крайней мере для медиков. А с Андроповым было давно все ясно.
— Про охоту враньё, — возразил я, — все знают, что Брежнев последнее время был совсем плохой.
— Плохой не плохой, но на охоту выезжал. Факт. Ну, наверное, не бегал с карабином за зайцами, однако же…И на Торжественном был на Октябрьскую. Ты же сам видел.
Действительно, последний раз я видел Брежнева вживую за несколько дней до его смерти, 5 ноября 1982г. на Торжественном заседании в Кремлевском Дворце съездов по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Тогда он мне показался человеком грузным, по-стариковски медлительным, сильно уставшим от власти и жизни. Но далеко не такой развалиной, какой его рисовала народная молва. Вообще, на крупных мероприятиях в аппарате ЦК мне доводилось наблюдать и некоторых других секретарей ЦК, о физическом состоянии которых по Москве бродили в изобилии самые невероятные истории: Кириленко, Суслова, Черненко… На самом деле, они выглядели людьми, хотя и немолодыми, но в общем-то адекватными их положению и роли в обществе.
— Тогда откуда же все эти слухи, будто Брежнев выжил из ума, и в ответ на стук в дверь читает по бумажке: "Кто там?"; будто Кириленко без помощи охранника не может слезть с унитаза; будто Суслов от старости забывает перед сном снять галоши. Откуда всё это? — загадал я своему спутнику загадку.
— Это не слухи, — ответил он, — это пропаганда. И это нормально. В политике все друг друга мажут.
По-настоящему здесь интересно только одно: почему мажут всех, кроме Андропова? Ведь по здоровью он всегда был самым больным в ПБ. — Пару минут мы шли молча, потом мой опытный в аппаратной жизни товарищ подрессорил свои слова: "Впрочем, это не наш с тобой вопрос, давай сменим тему".
Вот так я получил ещё один повод для размышлений о загадочном характере личности Андропова. Выходило, что хотя по роду службы я был достаточно близок к руководящим верхам КПСС, мои представления о ключевых фигурах этих верхов не соответствовали действительности. Похоже, где-то рядом существовали силы, которые активно формировали для широкой публики образы советских лидеров в нужном для этих сил ключе. И делали это весьма успешно. Если уж достали меня, во всяком случае не самого несведущего по части партийных секретов человека, то что же говорить о простодушных гражданах, живущих вдали от коридоров Старой площади. Вернувшись в свой рабочий кабинет, я раскрыл лежавшую на столе папку с утренней порцией служебной информации. Сверху попался на глаза листок с записью выступления на зарубежном радио писателя Андрея Битова. Беглый "инженер человеческих душ" излагал свои или, может быть, чьи-то ещё мысли о положении в СССР. Следующей шла информация ТАСС о передаче "Голоса Америки", посвященной Андропову. Кто-то, кто просматривал текст до меня, жирно отчеркнул красным фломастером фразу зарубежного комментатора об Андропове как о "наиболее умном и культурном советском лидере со времен Ленина". "Ну надо же, — подумалось, — как быстро разобрались. Всего-то и поработал человек несколько месяцев, а уже стоит рядом с Лениным".